В горах долго светает

Варя ушла в дом, Андрей достал сигареты, закурил. «Неисповедима воля твоя, господи! Неужто она все-таки нарочно это сделала?» Скрипнула сенная дверь, вышла женщина, он сразу догадался — Анна. По дорожке тихо прошелестели шаги.

— Здравствуй, Андрей.

— Здравствуй, Аня.

— Спасибо — хоть так пришел. Сколько ж мы не виделись?

— Долго.

— Долго. — Она вздохнула. — Может, зайдешь все-таки? Мы ужинаем по-летнему, поздно, как раз за стол садимся.

— Нет, не стоит. И зачем?

— Правда, зачем?

Свет из окна падал на женщину, она действительно стала красивее — стройнее и как будто выше, светлые волосы собраны в тугой узел, блескучие большие глаза — карие, он помнил, — смотрели ласково и то ли снисходительно, то ли грустно. Есть же дураки, которые бросают таких женщин! Или сама бросила?.. Он думал о ней и смотрел на нее спокойно, красота близко стоящей Анны, расцветшая, полная, вершинная красота, приходящая в свой срок ко всякой женщине, никого не оставляющая равнодушным, сейчас не трогала и не волновала Андрея — так он обычно смотрел на картины, изображающие красавиц.

Вышла Варя, предложила:

— Может, втроем прогуляемся до речки?

«Все же она сделала это умышленно...»

Анна тихо, с едва уловимой грустью усмехнулась:

— Вам и вдвоем хорошо. Спасибо, что зашли....

Роща стояла как озеро темени, они шли по его дну. Андрей едва придерживал Варю за локоть — надо бы крепче взять ее руку в свою, но не смел. «Вам и вдвоем хорошо». Варя как будто замкнулась и отдалилась после слов Анны. Простая прогулка становилась чем-то новым — оба это чувствовали и теперь не знали, о чем говорить. Если б Андрей был уверен, что этой девушке хорошо с ним!

Луна встретила сразу за рощей, посеребрила луга, золотистой полосой сверкнула в речном изгибе. Кем-то вспугнутая, тревожно крякала дикая утка, подзывая утят, печально отозвался разбуженный поручейник, в полях призрачным серебристым голосом ударил перепел — словно звук родился от света звезды, и глухо, долго простонало вдали.

— Кто это? — пугливо спросила девушка, косясь па темную, в мерцающих блестках воду.

— Выпь стонет.

— Как страшно!

— Таинственная птица и совсем безобидная. Скоро и на реке, и в полях, и в рощах совсем тихо станет, одних сов по ночам услышишь, а днем — ворон. В июле птицы еще весну помнят, не хотят с праздником расставаться — нет-нет да и подают голоса.

— Возьмите нас с Наташей на рыбалку.

— Было бы ваше желание. Заберемся подальше, в глушь, если мама отпустит.

— С вами отпустит.

Он взял ее руку крепче и бережнее. Улицей шли молча, и молчание необходимо было обоим, оно значило больше, чем слова. Но когда приближались к дому, Андрей почувствовал сожаление — так быстро кончается вечер, и не сказано важное, что надо сказать сегодня, обязательно сегодня. Встреча с Анной отдалила нужный разговор, но она и поставила все на место.

— Варя, еще не поздно — даже из кино не вернулись. Хотите сегодня на рыбалке побывать? Я знаю, где отец донки на ночь ставит — мы их тайком и проверим.

— Далеко, наверное?

— До конца сеанса успеем.

— Но я в туфлях. И что дядя Петя скажет?

— Дядю Петю я на себя беру. А тропа там сухая. — Он за руку увлек ее в боковой переулок, туда, где темным облаком в струящихся сумерках лежала прибрежная роща. Пятнистой лунной дорогой сквозь рощу шли быстро; когда свет озарял их, Андрей видел, что Варя улыбается. Открылся берег: за кочковатым плугом, клонясь к воде, дремали седые ивы.

— Теперь идите за мной, тропинка здесь узкая.

Серебрились спящие ивы, слабо белели стволы берез в лени плакучих ветвей, беззвучно носился в воздухе козодой, последний, самый настойчивый коростель обиженно, с отрешенной безнадежностью пилил и пилил ночь.

— Даже страшно, — сказал Андрей, останавливаясь у знакомого залива. — Та же луна, тот же берег, а ивы седые. Вчера в этот час я видел их сиреневыми.

— Вы и вчера здесь были?

— Был. И одна маленькая сиреневая ива приходила ко мне с того берега. Только была она холодная, как рыба или роса.

— Купалась ночью? А вы?

— Нет, она пришла по луной дорожке, не замочив ног. И шепнула мне одну важную тайну.

— О тайнах надо молчать, Андрей Петрович.

— Для вас это не тайна. Она сказала: все лунные миражи — только отражение того, что существует наяву и с чем люди не могут расстаться. Видно, с девушкой в сиреневом платье мне уже не расстаться, поэтому ночные ивы и показались сиреневыми.

— Но если сегодня ивы кажутся вам обыкновенными, значит, вы все же расстались с той девушкой... в сиреневом платье?

— Как раз наоборот. Ивы стали ивами, потому что девушка рядом со мной.

— Я знаю, вы охотник, Андрей Петрович, а все охотники и рыбаки большие-большие... выдумщики.

— Я бы сошел с ума, если бы девушка в сиреневом платье теперь оказалась только выдумкой.

— Вы, наверное, заскучали в деревне, Андрей Петрович, вот и выдумываете...

— Но вы же не призрак, Варя, у вас вон какие горячие руки. — Он прижал ее ладонь к своей щеке, потом осторожно, вскользь коснулся губами.

— Не надо, Андрей Петрович, вы скоро уедете, и все кончится. Сиреневые ивы исчезнут, появятся голубые вишни, оранжевые яблони или розовые елки.