Читаем В горах Ештеда полностью

Публицистика К. Светлой формулировала те задачи, которые она разрешала в своей практической деятельности. Ее перу принадлежат многочисленные обращения, воззвания к чешским женщинам, молодежи, членам спортивной организации «Сокол» и т. п. Публицистичны и многие страницы ее художественной прозы. Голос писательницы нередко вторгается в повествование и на время нарушает его стройность. Язык публицистических монологов часто патетичен, как патетичны те цели, которые выдвигала К. Светлая, как патетичны ее представления о долге писателя и его труде. «Парнас, по моему скромному суждению, — писала она, — никак не бальный зал, куда писатель отправляется, чтоб выставить себя напоказ и вызвать всеобщее восхищение… Это жертвенник, на который надлежит смиренно возлагать все рождаемое нами в муках».

Говоря о словесной ткани произведений К. Светлой, нельзя не поразиться тому, с каким блеском владела чешским языком писательница, только в шестнадцать лет начавшая им заниматься. И как ни побуждали ее писать по-немецки, соблазняя возможностью быстро приобрести европейскую известность, она осталась верна родному языку и в общении с народом освоила богатые ресурсы чешской речи. От деревенского речевого обихода до библеизмов, от языка пражской улицы второй половины XIX века до архаизированного лексикона чешских патрициев конца XVIII века — вот диапазон ее речевого мастерства. Каждый персонаж К. Светлой имеет свой речевой облик, соответствующий происхождению, характеру, возрасту, занятию. Молодая Вендулка («Поцелуй») и ее ворчун-отец говорят каждый по-своему, по-своему говорит и старый философ-каменолом, охотно прибегающий к библейскому слогу. К. Светлая, убежденная противница церкви, устами каменолома цитирует псалмы Давида — стилистический прием, помогающий полнее обрисовать образ книжника-нелюдима.

Прямая речь, монологи и диалоги, занимают в романах и рассказах К. Светлой центральное место. Из них мы узнаем и о душевном состоянии героев, и о тех коллизиях, в которые они попадают. Персонажи повествуют о себе в настоящем, вспоминают о прошлом, размышляют о будущем. Все три времени как бы совмещены, и это позволяет в нескольких репликах очертить широкий круг событий.

Драматизм содержания и диалогичность формы сближают прозу К. Светлой с драматургией. Кажется, подставь к любой реплике имя произносящего ее — и перед нами возникает текст пьесы, где роль ремарок играет авторская речь и пейзажные зарисовки. Впрочем, не всегда пейзаж имеет лишь подчиненное значение, временами он несет большую смысловую и композиционную нагрузку. Гористый Ештед — это как бы окаменевшие письмена древних летописей, хранитель стародавних преданий. Никто до К. Светлой в чешской литературе не прислушивался столь чутко к тому, о чем рассказывают умеющим слушать цветущие долины, лесистые горы, о чем шумят у костела вековые липы… Герои К. Светлой не существуют вне местного пейзажа, который иногда является почти одушевленным участником развертывающихся событий.

Характеры действующих лиц такой «завуалированной» пьесы К. Светлой могут показаться статичными, зато писательница демонстрирует тонкое искусство психологической мотивировки поступков и душевного состояния своих героев, привнося в прозу такие оттенки и полутона, каких до нее чешская литература не знала.

Психологическое мастерство К. Светлой и «драматургичность» ее прозы обратили на себя внимание современников. Я. Неруда, имея в виду именно эти свойства, высказал предположение, что «еще больших успехов» писательница, возможно, могла бы достичь на поприще драматурги. Э. Красногорская, прочитав «Франтину», настоятельно побуждает свою старшую подругу к созданию пьес для театра. Но мысль воплотить свои замыслы в драматургическом произведении К. Светлую не привлекала. Театр с детства вызывал у нее неприязнь — следствие принудительного приобщения к нему Йоганны в пору засилья немецкого репертуара. Да и к тому же по характеру дарования К. Светлая была прирожденным повествователем, у нее был вкус к подробным, обстоятельным зарисовкам и картинам. Лаконичная же форма драмы, где описание сведено до минимума, и многое присутствует лишь в намеке, не могла дать достаточного простора ее размашистому перу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Солнце
Солнце

Диана – певица, покорившая своим голосом миллионы людей. Она красива, талантлива и популярна. В нее влюблены Дастин – известный актер, за красивым лицом которого скрываются надменность и холодность, и Кристиан – незаконнорожденный сын богатого человека, привыкший получать все, что хочет. Но никто не знает, что голос Дианы – это Санни, талантливая студентка музыкальной школы искусств. И пока на сцене одна, за сценой поет другая.Что заставило Санни продать свой голос? Сколько стоит чужой талант? Кто будет достоин любви, а кто останется ни с чем? И что победит: истинный талант или деньги?

Анна Джейн , Артём Сергеевич Гилязитдинов , Екатерина Бурмистрова , Игорь Станиславович Сауть , Катя Нева , Луис Кеннеди

Фантастика / Проза / Классическая проза / Контркультура / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Романы
Радуга в небе
Радуга в небе

Произведения выдающегося английского писателя Дэвида Герберта Лоуренса — романы, повести, путевые очерки и эссе — составляют неотъемлемую часть литературы XX века. В настоящее собрание сочинений включены как всемирно известные романы, так и издающиеся впервые на русском языке. В четвертый том вошел роман «Радуга в небе», который публикуется в новом переводе. Осознать степень подлинного новаторства «Радуги» соотечественникам Д. Г. Лоуренса довелось лишь спустя десятилетия. Упорное неприятие романа британской критикой смог поколебать лишь Фрэнк Реймонд Ливис, напечатавший в середине века ряд содержательных статей о «Радуге» на страницах литературного журнала «Скрутини»; позднее это произведение заняло видное место в его монографии «Д. Г. Лоуренс-романист». На рубеже 1900-х по обе стороны Атлантики происходит знаменательная переоценка романа; в 1970−1980-е годы «Радугу», наряду с ее тематическим продолжением — романом «Влюбленные женщины», единодушно признают шедевром лоуренсовской прозы.

Дэвид Герберт Лоуренс

Классическая проза / Проза