В горах Таврии

- Горыть у мэнэ душа, ой, горыть... А тут шэ дочка пишла в город и як на той свит провалылась.

Вскоре мы уже были среди ялтинцев, на каждом шагу встречал знакомые лица. Вот Николай Николаевич Тамарлы, успевший сменить капитанскую форму на добротный полушубок и ушанку.

Тамарлы всегда аккуратен. Даже здесь, в крохотной землянке, он вычерчивал схему охраны отряда, пользуясь линейкой, точно и без помарок.

- Привык старина к бумажкам, нигде с ними не расстается, подзадоривал Николая Николаевича командир отряда Дмитрий Мошкарин.

- Ты, Мошкарин, обстановки не понимаешь. В современной, даже партизанской, борьбе без бумажек далеко не пойдешь, разумеется, без нужных. Старый багаж - хорошая вещь, но если не понимаешь нового, то он только мешает общему делу, - ответил Тамарлы спокойно, но не без задней мысли.

- Чем недоволен, старик? - спросил я.

- Понимаешь, - почесал бороду Тамарлы, - разбросали мы своих партизан по Южному берегу, а для чего - не пойму.

- Как для чего? Они будут на врага нападать отдельными боевыми группами, их будет труднее обнаружить, - видимо, продолжая начатый до меня разговор, ответил Мошкарин. - Не плохо было бы и остальных разбить на такие же группы.

Я прислушался, начал расспрашивать. План дробления отряда мне не понравился, он таил в себе опасность.

- Тут что-то не так, - пришлось вмешаться мне. - А как же группы будут врага бить? А влияние командиров, коммунистов? Так ведь можно и дисциплину забыть, и отряд рассеять.

- Правильно, вот и я об этом же толкую, - оживился Тамарлы.

Я потребовал подробного доклада и, выяснив все до конца, приказал немедленно все группы вернуть в отряд. Мошкарин с неохотой подчинился.

На следующее утро из Ялты вернулись разведчики Серебряков и Химич, смелые ялтинские комсомольцы.

Они с болью рассказывали о Ялте. Тяжело отозвалось в сердцах сообщение о зверском режиме, установленном гитлеровцами в городе. Ведь многие партизаны в Ялте родились, учились, жили, работали; у многих там были семьи.

Начавшаяся непогода, снежные бураны помешали партизанам немедленно развернуть боевые действия. Разыгралась такая метель, что двое разведчиков, посланные на метеостанцию, погибли и их трупы были обнаружены только на третий день. Все тревожились о группах. Где люди, что с ними? Начал беспокоиться и Мошкарин.

Пережидая непогоду, партизаны изучали автоматическое оружие и готовились к боям.

Мошкарин, Тамарлы и я думали о будущих операциях. За нашими плечами был ничтожный опыт партизанской борьбы, потому мы робко нащупывали ее тактику.

- Лучше всего мелкие группы, - настаивал на своем Мошкарин, - ударит группа по врагу, отойдет от шоссе, передохнет и опять на дорогу.

В мыслях Мошкарина проскальзывала некоторая истина. Но я был категорически против того, чтобы группы действовали разрозненно, были предоставлены самим себе.

- Мелкие группы оправдают себя лишь тогда, когда будут направляться в бой из единого центра, одной рукой, - высказал я свои соображения.

- Не годится, - возражал командир. - В таком случае чуть ли не каждая группа будет приводить за собой карателей, житья от них не будет.

- По-моему, все это чепуха, - сказал Тамарлы. - Бить надо сильным кулаком. Выйти всем отрядом и так ударить, чтобы фашисты в лес и дорогу забыли!

Пробушевав трое суток, метель утихла. Морозный солнечный день. Широко раскрылся горизонт; отчетливо видны Судакские горы. Разреженный воздух доносит артиллерийский гул со стороны Севастополя. Бодрят нас эти звуки Севастополь жив! Он борется!

В полдень нам доложили, что со стороны Ялты показались какие-то люди. Все мы высыпали навстречу им. Через полчаса мы горячо жали руки первым ялтинским героям.

Они за несколько дней до моего прихода в отряд получили от Мошкарина приказ: укрываясь в скалах Красного Камня, делать вылазки к Южнобережному шоссе.

Состав группы был более чем оригинален: командир Василий Кулинич часовой мастер, Анастасия Никаноровна Фадеева - врач, Седых - пекарь ялтинского хлебокомбината и депутат местного Совета, Туркин - бухгалтер рыболовецкого колхоза. Все - не моложе сорока лет, и все знают друг друга чуть ли не с детства.

Кулинича партизаны звали не иначе как Васей, хотя вид он имел довольно внушительный: был среднего роста, но широкоплечий, крепкий, сильный.

Обычно, чтобы снискать любовь окружающих, человеку нужно время или какие-нибудь особые заслуги, но иному достаточно улыбнуться, сказать пару слов, и окружающих потянет к нему. Именно таким знал я Кулинича до войны, когда он работал еще часовщиком на набережной Ялты.

- Пришли мы под Красный Камень, - не торопясь рассказывает Кулинич, задач, как знаете, у нас много: и фашистов бить, и базу охранять, и связь со штабом держать. Решили пока приготовить себе под скалой нечто вроде боевой позиции и жилья. Ведь охранять самих себя тоже надо. Значит, нужно, чтобы у каждого был окоп в полный рост, с хорошим обстрелом.

Кончили мы свои саперные работы. Проходит день, второй. Всех, конечно, тянуло сюда, в отряд. Но приказ...