В горах Тигровых

— В общине люди были ровнее, добрее, сейчас всех жадность обуяла, будто идет к нам черная оспа. Будем сколачивать охранную команду, коя будет ловить клятвопреступника на месте и тут же сечь без суда сходного.

— Не быть по-твоему!

— Будет. Ты все смял. Ефима едва наладили учить грамоте и цифири детей, теперь кто будет учить? Нам не управиться, а без платы он не смогет жить.

— Будем учить. Попросим мужиков, чтобы платили за учебу Ефиму.

— Иди попроси. Они тебе заплатят! Эх, сгинуло наше мужицкое царство!

— Его и не было, — усмехнулся Пятышин — Есть царство Российское. Оно и будет править нами. Адмиралы зряшно в гости не ходят. Да и Невельской бы зря не держал здесь матросов. Брось свои задумки и живи, как все. Нет, не было и не будет мужицкого царства.

— Выходит, надо звать сюда урядника, казаков и пусть они блюдут тайгу, нас в узде держат?

— Выходит, так, Феодосий Тимофеевич, без них нам не обойтись.

— Не блюсти будем, а воровать сами у себя. Как было ладно, все подчинялись и верили сходу, никто не посягал на общее добро. Враз все изменилось, потому как никто не стал считать тайгу своей, землю своей. Я живот свой положу, но не дам порушить тайгу, наше царство. Уходи, Серега, могу и зашибить! — ревел Феодосий.

— Тятя, плюнь ты на все. Каждый поротый мужик — это твой враг. Чего ставить себя супротив народа?

— Да не народа же! Начнется разбой в тайге, что оставим детям? Все шкурничают, хапают, будто им осталось жить один день. Сечь, вешать. На сук татей!

— А потом тебя. Взбунтуются мужики и смертный приговор вынесут. Ларька уже на это подбивает народ.

— А что делать?

— Жить. Пока горы не рушатся, в реках рыбы полным-полно.

— Тогда я не пойму тебя, Андрей. И ты супротив отца пошел? Может, власть у меня отобрать захотел?

— Вразумить тебя хочу. Сильничаешь, а такое не по нутру многим.

— Но ведь это наша земля. Наша, понимаешь? Нам на ней хозяиновать! И мужик, как я понял, не могет жить без крутой власти.

— Ты, Феодосий Тимофеевич, не шуми много-то, скоро сюда придут настоящие власти и тебя тут же скинут, — ехидно сказал на сходе Ларион.

— Пусть идут, я им сдам власть — может, они укоротят у вас руки-то. Потому прикуси язык.

— Могу и прикусить, но твой Андрей снова уйдет, на каторгу, — выпалил зло Ларион — Беглый он, туда и вернем его.

Об этом как-то уже все забыли, поэтому враз повернулись к Андрею, с недоумением посмотрели на него.

— А ну замолчь, щанок, — двинулся на Лариона Пятышин — Ну, ушел я из общины, может быть, виноват в этом, но в одном прав, что власть здесь нужна сильная, крепкая. В этом я согласен с Феодосием. Будем, осаживать людей. Но чую, — уже тише сказал Сергей, — не удержать нам люд. Сегодня пороли пяток, завтра надо будет пороть десяток. Нет настоящей власти, нет нерушимой веры. Одно скажу, что пороть надо не от себя, а пороть от имени Расеи, общества. Не то убьют тебя, Феодосий, злые люди.

— Вот и сполошил я на то сход, чтобы сказать ему, что не гож я большак. В запал вошел. Выбирайте другого. А я буду как все. Может, и мне захочется хапать, как всем, тогда и мне портки сымете.

— Задурил старик, мечта порушилась, — тихо сказал Иван Воров.

Сход был крикливым, даже драчливым. Тамбовцы и вятичи, а их оказалось больше, ведь так и не приехали сюда званые пермяки, — может, письмо не дошло, отступились от клятвы. Будем, мол, добывать зверя и ловить рыбу в любом месте. Здесь не барские леса, а наши общие. Феодосий уже слушал это как не большак, даже больше — как посторонний человек.

Избрали большаком Андрея, сына Феодосия. Даже не большаком, а старостой, избрали сотских, десятских, как избиралось на Руси.

— Здесь тоже Расея, и надо жить по-расейски! — кричали сторонники Андрея.

— Андрей на каторге побывал, законы знает.

— Ежли и выпорет, то в дело, да с душой, сам видывал немало. Отец его стал зол и непокладист.

Феодосий подошел к Андрею, положил руку на плечо, сказал:

— Может, я был неправеден, сын мой, голова пошла кругом, но ты будь все же покруче. Наш народ не сможет жить с кротким старостой.

— То так. Но главная суть в том, чтобы защитить нашу землю. При беде встать плечом к плечу, чтобы не прошли недруги. Ты же разбрдал народ, и случись беда, они, не пошли бы за тобой, тая обиды.

— Хорошо, Фому кто вешал, — я или сход? Порол брандахлыстов — я или сход?

— Сход, тятя, но ты голова был тому сходу. Порол сход — ты в ответе. Потом ты порол без схода, — значит, еще в большем ответе, — спокойно отвечал Андрей — Я знаю, ты радел за нас, за землю и тайгу, но, радея, можно убить святость, доброту, стать злым урядником. И люди правы, что нам в стороне от Расеи не устоять.

— Хорошо говоришь, но ведь ежли придут власти, то тебе снова надо будет собираться на каторгу.

— Не боюсь, ежли придут власти и по-доброму во всем разберутся, то признают мою невиновность. А потом, я перегорел любовью и каторгой. Ну буду знать, что с малым народом мы отстояли эту землицу. Без Расеи мы просто рой диких пчел, коих легко стряхнуть в туес и унести на свою пасеку.