В горе и в радости

Наши воздушные кораблики столкнулись с таким диким количеством летающих медуз, что небо иногда становилось непроглядно-чёрным, словно в грозу и молнии сверкали точно так же. Следовало убрать всю эту гадость, прежде чем двигаться вперёд.

К вечеру третьего дня воздушных сражений небо очистили, но у нас не осталось ни единой летающей машины. Я мог только материться и сжимать зубы, когда пилот последней тарелки направил свой аппарат в скопление медуз. В ослепительной вспышке погибли все.

Но если я думал, что это — чересчур высокая цена, то сильно ошибался, путая цветочки с ягодками. Ягодки ждали нас впереди. Много ягодок.

Тут пауки успели закрепиться намного лучше и их гнездовий оказалось — мама не горюй! Мы жгли их, взрывали и расстреливали ракетами. Всякий раз Маат была рядом со мной, и я ни разу не слышал, чтобы она пожаловалась на страх, усталость или какие-то неудобства. Напротив, она старалась поддержать каждого гвардейца улыбкой или шуткой. На привалах Маат часто пела песни и у неё, кстати, оказался очень приятный голос.

Нам почти удалось. По крайней мере мы успели уничтожить все паучьи гнёзда и перебили всех маток. Так что уцелели лишь боевые особи. И вот их, к сожалению, оставалось ещё очень много.

А нас — нет.

Когда пауки окружили нас, в живых оставалось около сотни гвардейцев и четыре боевые машины. Твари лезли со всех сторон, оттесняя нас к высокому каменному холму. Приходилось отступать, яростно огрызаясь ракетами и лазерами. Дело было дрянь и вечером, когда пауки дали нам небольшую передышку, я связался с Транзой. К чёрту гордость и к чёрту проваленное испытание! Нужно было спасать уцелевших.

На экране передатчика появилась бородатая физиономия Сууза. Советник плямкнул губами и спросил, зачем я его тревожу.

— Потому что нам — жопа, — сказал я и посмотрел на выход из палатки. Если Маат увидит, что я прошу о помощи, то явно не одобрит. — Если ты не вышлешь помощь, нас всех перебьют. И не думаю, что император обрадуется, узнав о смерти дочери.

— Пережил смерть жены, переживёт и это, — мне показалось или на физиономии засранца проступило злорадство? — В любом случае, её гибель окажется на совести пришлого выскочки, не сумевшего пройти испытание.

И гад отключился. Я в бешенстве едва не разломал аппаратуру. Итак, надеяться на помощь не приходилось. Так я и сказал Маат, которая пришла поинтересоваться, почему я произношу так много, незнакомых ей фраз. Принцесса молча кивнула, словно ожидала чего-то подобного. Но, когда я предложил пройтись, отказалась и осталась у передатчика. Вид у жены был задумчивый.

Передышка вышла совсем крохотной и всю ночь мы провели в одном, непрекращающемся кошмаре. В лучах прожекторов мелькали быстрые многолапые тени, летели тучи острых шипов и разлетались на куски тела тварей. Приходилось непрерывно отступать, чтобы волны наступающих чудовищ не захлестнули солдат с головой.

Честно, я не верил, что нам удастся встретить рассвет. Но он всё же наступил. И это хорошо, потому что всё же легче умирать, когда ты видишь лицо любимой в лучах светила.

И да, на ногах оставались только мы с Маат. Ещё пятнадцать раненых гвардейцев лежали на дне окопа и по большей части находились без сознания. Серёге тоже повезло дожить до этого момента и как раз сейчас товарищ открыл глаза.

— Что, Карась, кабздец приходит? — прохрипел товарищ.

— Глупости говоришь, — я проверил, сколько осталось заряженных ружей и посмотрел на пауков, которые копошились у подножия холма. Готовились, гады, к атаке. — Держись. Я тебе ещё кортик собираюсь подогнать.

— И кузине я обещала, — Маат стояла у плазменного пулемёта, который мы врыли перед окопом, — что вы ещё встретитесь.

Потом стало не до разговоров. Твари перевалили через кучи издохших собратьев и рванули вверх по склону. Пулемёт шипел почти без остановки, а я только успевал стрелять, отбрасывать опустошённое оружие и хватать то, что ещё оставалось.

Нам удалось отбросить пауков ещё раз. Теперь — точно последний. Зарядов для пулемёта больше оставалось, и я только что бросил на землю последний ракетный карабин.

— Было весело, — Маат сделала попытку улыбнуться и подошла ко мне. — Жаль, что всё закончилось.

— Да, жаль, — я провёл пальцами по её щеке, покрытой копотью и кровью. Посмотрел вниз: твари готовились атаковать.

Маат сняла с пояса две плазменные гранаты и установила мощность на максимум. Потом обняла меня.

— В сиянии и мраке, — тихо сказала она, — в тепле и холоде…

— В жизни и смерти, — я прижал Маат к себе и услышал, как щёлкнули предохранители гранат.

Кто-то говорил, будто невозможно рассказать о смерти от лица умирающего. Но что вся наша жизнь, как не этот рассказ? Просто, когда замолкает один рассказчик, вступает другой и рассказ продолжается. Видимо, пришло время уступить своё место.

Предохранители щёлкнули тихо, но этот звук показался мне громом разверзающегося неба.