В городе древнем

— Дойдешь, Николай Николаевич. Таня еще совсем девчонка, другая сестра с палкой — рана обострилась. Но не уходит с поста…

— Как ее фамилия?

— Кленова Настасья…

— Кленова… Кленова… — пробовал вспомнить Захаров. — Нет, не знаю… Отметить бы чем-нибудь. — И он записал фамилию на листке бумаги. — Вот что, Виталий Семенович. Все мы твердим, что людей нет, но люди прибывают каждый день. Среди них те, кто с удовольствием пойдет работать к вам: карточка побольше, да и в землянке меньше будешь торчать. Плюс, конечно, патриотизм. Только этих людей проинструктировать надо, я не говорю уж о курсах…

— Кто будет бегать, искать? И так почти весь персонал ночует в больнице.

— Да-а… Вопрос! Но придется что-то изобретать. По радио объявления не сделаешь.

— Мы и так всё что-нибудь да изобретаем. Больше всего велосипеды, конечно.

— Ладно, поговорим. — И Захаров махнул Виталию Семеновичу рукой: спеши, мол!

Через полчаса собрался народ и Захаров предоставил главному врачу больницы две минуты для сообщения о новой беде. А сам все время думал о лесе. Об этом лесе, этих бревнах у него мелькнула уже какая-то мысль, но вот не закрепилась… Откуда она возникла? Бревна… Бревна… Не лес, а именно бревна…

Товарищи выступали, вносили предложения. Захаров слушал и думал… Наконец вспомнил: полицаи! Ему сообщили, что полицаи как-то заготовили себе в лесу сосновые бревна для постройки новых домов. Заготовить-то заготовили, а вывезти не успели! Сейчас этим лесом можно было воспользоваться… Тогда он почему-то не вдумался в сообщение, не расспросил подробно. Сколько бревен, где — далеко или близко? Неизвестно. Теперь следует узнать, сколько там заготовлено, далеко ли от дороги, есть ли мосты… Можно ли вывезти?

15

О происшествии у бережанской школы, словно по радио, быстро узнал весь город. Оно отчасти и подтолкнуло к более решительной помощи переселенцам. Сооружение землянок нужно было кончать!

Остаток того памятного для Степанова дня солдаты и четырнадцать комсомольцев, с трудом собранных Власовым, помогали рыть землянки, оборудовать под жилье погреба, перетаскивать вещи и устраиваться людям на новом месте.

Степанов попытался помочь солдатам, взялся за лопату, но ничего у него не выходило.

— Слушай, Степанов, ну куда ты лезешь со своей ногой? — подошел к нему Андрей Сазонов. — Зачем это? Мы, что ль, не справимся? Вот, если хочешь, — в голосе солдата появилась просительная интонация, — напиши, будь другом, моей девушке письмо понежнее… Понимаешь?.. С какими-нибудь там красивыми выражениями… Может, из стихов что-нибудь ввернешь… Их брат это любит, стихи… Ты же — учитель, а я? Колхоз!

Сазонов достал из кармана гимнастерки приготовленный треугольник с уже написанным адресом. Степанов смотрел на него и думал, что вот и он когда-то писал такие… И матери, и товарищам, и Вере… В одно из писем вставил и неизбежное в то время «Жди меня», ставшее для некоторых чуть ли не молитвой или заклинанием… Но и «Жди меня», как оказалось, не помогло…

«Вера, конечно, все письма порвала…»

Машинально Степанов взял треугольничек, развернул — белый лист.

— Ты сочини, а я потом перепишу… — просил Сазонов.

— Андрей, — как можно мягче ответил Степанов, — такие письма сочиняют сами. Передоверять такое никому нельзя, даже Пушкину.

— Но я же тебя прошу! Что тебе стоит?! — напористо просил Сазонов, совершенно не понимая, из-за чего Степанов отказывается удружить. — Ты же вуз кончал, а я и самого Пушкина, признаться, толком не прочел… Тебе и карты в руки! Я же тебя прошу как человека! Ты-то своей, наверное, писал их десятками!

Что было делать? Объяснить — никакой возможности. Только обидится, поняв одно: не хочет выручить, хотя ему это раз плюнуть…

— Не могу я, — все же сказал Степанов. — Не могу…

Наверное, в его голосе непроизвольно проскользнуло что-то тревожно-печальное. Сазонов напряженно всмотрелся в лицо Степанова.

— Что, — неуверенно спросил он, — не дождалась?.. Увидела, что поломанный, и отошла? А?

Степанов молчал, не зная, что ответить.

— Бывают же стервы! А? Ты мне покажи ее, если она здесь, скажу ей пару слов. Впрочем, таких никакими словами не проймешь…

— Прекрати!.. — тихо потребовал Степанов. — Все сложней… Она не виновата… — объяснил наконец он и сказал, чтобы покончить с этой темой: — Пойду посмотрю, что другие делают.

Работали горячо. Но стало ясно, что и за этот день не кончат. Вечером горели костры — теперь немцам не до разбитого Дебрянска, — быстрее суетились люди, быстрее сновала то в одну сторону, то в другую машина из воинской части, однако управились лишь к середине следующего дня.

Троицын немедленно отрядил в школу пятерых плотников, и работа пошла.