В городе Ю. (Повести и рассказы)

На вокзале было ненамного теплее, чем на улице. Нашего дополнительного долго не подавали — что-то там чинили, как объясняли нам сведущие люди.

Я долго ругался в диспетчерской, пока меня оттуда не выкинул толстый шофер. Пытаясь совладать со своим лицом, переделать гримасу обиды на улыбку, я вернулся к жене, бодро сказал:

— Сейчас поедем!

Когда мы сели в автобус, пар изо рта нас испугал.

— Ничего, печка у него от двигателя работает — разогреется! — сказал какой-то знающий пассажир.

Поднялся тот самый шофер, с которым я ругался в диспетчерской, Валера-толстый, как называли его в разговоре другие водители, хлопнул дверцей, и мы поехали.

Это был страшный путь. В автобусе не только не стало теплей, но гораздо холодней — отопление в этом резервном автобусе не работало.

Сначала слышались слабые крики возмущения, но Валера даже не оборачивался. Потом все испуганно замолкли, оцепенели. Вдоль дороги то и дело попадались замерзшие машины, под моторами их горели яркие костры из ветоши и бензина.

Наконец появилась первая автостанция. Застывшие, негнущиеся, мы вошли внутрь. Вот, оказывается, где начинается самая дрожь — в тепле! Мы уже не разговаривали, жена исчезла куда-то, потом вернулась.

— Смотрела расписание... обратных автобусов до утра нет, — крупно дрожа, произнесла она.

Из дверей вырвался ярко освещенный автобусными фарами пар. Раздались протяжные гудки — надо было ехать дальше.

За время стоянки автобус еще больше остыл. Кожу на голове схватило ознобом, корни волос кололись. Потом стали лопаться бутылки, лед разрывал их.

Дальше я помню только, как был потрясен поведением водителя — шарф болтался на вешалке рядом с ним, но он нарочно его не надевал. Где-то под Псковом, когда все уже окончательно стали замерзать, он оглянулся, снял вдруг с себя пальто и повесил на вешалку...

И вот путь этот не забылся, въелся холодом в глубину костей и теперь снился.

Снова тянулось темное шоссе, белые заиндевевшие деревья, проплывающие вдоль стекол. Рядом — ощутимое, но невидимое присутствие жены.

«Вот морда! — подумал я. — Даже и в сны мои влезла! Ну, все! Хватит!» С этой гневной мыслью я выскочил из сна и, приподнявшись, посмотрел на ее постель — постель была не разобрана. Ну ладно!

Утром я накормил рыбок в аквариуме, полил цветы, выгладил фартук дочке, проводил ее в новую школу.

Вот я, оказывается, кто: друг детей, а также животных. А я-то думал!

Пора на службу, но жены все не было. И тут обязательно полагается волноваться, глядеть в окно, против таких правил поведения не попрешь — вот что противно! Песик и тот вставал задними лапами на стул, передними на подоконник и, вытянувшись, шевеля усами, смотрел на троллейбусную остановку.

Но ей это, конечно, все равно!

Я посмотрел на часы. Половина десятого. Как раз сейчас должен начать в нашей конторе свой доклад молодой коллега: прекрасный, талантливый, робкий. А я величественно опоздаю или вообще не явлюсь... Вот до чего она меня довела!

— Лорка так и не появилась? — хмуро произнесла мать, проходя мимо с тряпкой, намотанной на швабру.

Ну, все! Хватит! Не только переживать, но еще притворяться спокойным и веселым перед матерью, перед всеми остальными... Хватит!

В районном суде, набитом неожиданно битком, как вокзал, я долго пытался пролезть хоть в какую-то дверь... безо всякого абсолютно успеха. Наконец я достал листочек бумаги и, так и не найдя, где бы с ним можно было приткнуться, улегся с отчаянием на каменный пол, приспособился писать.

«Прошу развести меня...»

— Это что еще? — Надо мной нависла толстая уборщица. — На полу еще приладились писать. А ну встань!

Я вскочил, яростно скомкав листок, швырнул его в сторону урны и, хлопнув задребезжавшей стеклянной дверью, выскочил на улицу.

Резкий ветер сдул мою шляпу в лужу. Весело крутясь, она поплыла по воде. Я стоял, не в силах нагнуться и выловить ее. От блеска и ветра глаза мои слезились, изображение расплывалось...

Когда я вернулся домой, я тут же услышал оживленные голоса, доносящиеся с кухни. Мать весело рассказывала жене о московской своей внучке. Главное, из-за отсутствия жены выражала недовольство мне, а теперь, когда подлинная виновница явилась, мать, как ни в чем не бывало, разговаривает с ней... Все-таки любят они друг друга, как ни странно!

— Явился! — произнесла жена таким тоном, словно меня не было три дня и три ночи.

— Ненадолго, — выговорил я сквозь зубы. — Где наше свидетельство о браке?

— Да брось ты! — легкомысленно сказала жена. — Зачем это тебе?

Повернувшись, я кинулся в кабинет.

— А где Даша? — В новой уже роли выступила жена. Встревоженная орлица, не заставшая в гнезде своего птенца!

— В школе, — как можно сдержаннее выговорил я.

— Ха! — Она засмеялась, потом, испуганно глянув на меня, прикрыла ладошкой рот. — Вот ето да! То-то я гляжу, почему это все в белых передниках идут? Чтой-то, думаю, наверняка тут скрывается!

Демонстративно вынув из стола и пронеся по воздуху свидетельство о браке, я положил его в карман и направился к двери.

— А ты куда? — встревоженно спросила жена.

— Не догадываешься? — произнес я.