Вдруг секретарша всовывается. Ведь просил же не беспокоить!
- К вам старичок какой-то рвется! Как? Еще старичок?
- Ну, ладно, пусти. И входит Грунин. Вспомнили наконец-то!
Так что, когда Ромка в Египет собрался, я тут же был. Еще прикрикнул, помню, на него:
- А моя тормоза?
Заскрипел зубами, но взвалил-таки на плечо!
Так что в последний свой путь к пирамиде он, играя на баяне, шел, как русский человек!
Да и мне тоже сладко было! А то я уж и не надеялся, что увижу чего-нибудь, а тут все-таки... Так что Египет я разбойницки урвал!
И после всего нагромождения этого, эгрегоров и саркофагов, вознесений и воспарений, где, вы думаете, мы оказались? Обратно на земле. Туда, туда! Мол, там самое важное у вас! Стоило ли эгрегор городить?
И снова Санчо у себя на кладбище оказался, но живой!
Нашли то же венец творения!
Из командировки, всем объяснял, вернулся. Знаем мы эти командировки!
Но и мы, естественно, тоже свое место занимали в его душе. Включая баян. Нелька, конечно, зверем на это глядела, но что ж тут поделаешь: смерть есть смерть, жизнь есть жизнь!
Закинешь ногу на ногу, баян на солнце переливается.
"... Ты в ужасе глядела на меня". Старинный романс.
Но не случайно, оказалось, от Саньки горькой кинопленкой пахло сценарий написал про все эти дела и про всех нас.
Волновался все, на студию звонил: обязательно ли в трех экземплярах надо представлять али можно в одном? Ему на это отвечали, что обычно и одного экземпляра бывает много.
Послал-таки. Переживал, конечно. Ну и, ясное дело, все зря. Вернули через два дня: почему-то надорванный с краю, а сверху - отпечаток подошвы.
А на что рассчитывал-то? Кому эти штучки-дрючки нужны? Надо реалистицки писать! Умора, ей-Богу: ну кто ж может поверить, что я вот сейчас с вами говорю?
- Это точно ты?
- Точно.
Ночью по нашей меркуриновой крыше зазвенел дождь. Счастье наконец-то! Значит, торф завтра не загорится, значит, можно не погибать.
Бог - он тоже туповат слегка: все приходится повторять по несколько раз.
... Но все это после было. А мне больше нравится вспоминать момент может, самый лучший у меня, старика, - когда еще после первой одышки я в палате лежал, любовалси собой.
И тут заскрипела дверь - и Грунин появился в полном параде.
Что вместе с им росли, вместе воевали - последние полета лет не вспоминал как-то: разошлись путя! Даже и не здоровался. А тут явился! К одру. Да и то, видать, по казенной надобности.
- Ну, ты... телолаз! Долго еще будешь нам карты мешать?
- А долго вы мной еще будете, как пушинкой, играть?
Обомлел, услышав его голос:
- А чего вообще? Старого кореша нельзя навестить?
- Ну ладно уж, садись! Тут снова дверь заскрипела, и Ясон вошел! Огляделся - и ко мне. Добивать, что ли, явился? Ну, давай! Давай! Души старика!
Поднял мокрый пакет - и виноград высыпал. Во утопизм пошел!
Ночью резко проснулся: чу! Приподнялся в койке - и увидел весь пейзаж. Бульдозер над тоннелем - крохотный, а тень вытянулась на весь склон. И еще какая-то лунная тень к нему крадется... Диверсант! Сыму с первой пули!
В тумбочку полез. Грунин мне как раз туда маузер сунул: сгодится. И как в воду глядел!
Но наткнулася рука на бинокль. Тоже подарок его - надо уважать. Навел окуляры на бульдозер, подкрутил маленько...
Ясон! Взорвать, вражина, хочет свой бульдозер! Задрожала рука бойца...
А с ним это еще кто? Стал подкручивать...
Тайка!.. Ну! Оборачивается, хохочет! Ясон нежно под попку ее - и в бульдозер. И сам туда.
От тяк! И гулко, на весь этот край, дверку захлопнул.
Потом я лежал в темноте и думал: кто же, в сущности, я?
Очнулся я от света и - треска бульдозера. Снова жизнь! Солнце! Море! Горы!.. А где тельце-то?