В городе Сочи темные ночи (сборник)

Повседневная жизнь интересовала его намного больше, чем устройство парламента в буржуазной Англии прошлого века. Предки Кондакова были крестьяне, и его практичный ум анализировал то, что видели глаза.

Анализировать он начал очень рано.

"Почему мы сами не можем управлять своей жизнью?" — размышлял он. Кажется, вот человек все просчитал и продумал. Отсек возможные помехи. Идет по знакомой улице к намеченной цели, в магазин к примеру. А тут к нему пристает какой-нибудь полупьяный друг детства, и, прежде чем человек успевает опомниться, он оказывается на чужой лестничной клетке со стаканом водки в руках. Потом из подъезда выбегает девушка в разорванном платье и мчится прямиком к Кондакову в отделение с воплями, что ее изнасиловали. А кто уж там ее изнасиловал и кому она понадобилась такая страшная и худая, понять невозможно…

И вот человек, который, может, на десять минут всего собирался из дома выйти, купить молочную смесь для своего грудного ребенка, оказывается за решеткой и возвращается к этому ребенку лет через пять в лучшем случае. А ребенок его знать не знает и грубо орет: "Отойди, дядька!"

И сколько таких случаев было.

Люди, как горошины, которые щелкает какой-то злой насмешник, летят, кто в стену, кто в потолок, а кто в окно, отскакивают и катятся, не разбирая дороги…

Поэтому Кондаков в своей жизни не любил сюрпризов и всяких неожиданностей. С другими — пожалуйста. Сколько угодно. Тут его фантазия не знала удержу.

Со своими шутками он был как бы достопримечательностью родного города. Задержанные запоминали все его приколы. Потом, когда становились заключенными, долгими вечерами рассказывали о нем. И слава расползалась по зонам: вот есть такой мент с большим чувством юмора. И приписывались ему иногда даже не его шутки, но имя его, обрастая романтическими эпитетами и подробностями, жило в народе.

Сам же Кондаков относил себя к той категории людей, которые, после того как рассказали анекдот, сначала смеются вместе со всеми, затем смеются, когда до них дойдет смысл этого анекдота, и потом смеются над теми, кто еще анекдота не понял. От здорового, бодрого хохота Кондакова у его сослуживцев по вечерам разыгрывались мигрени.

7

— Знаете, Леночка, а у меня для вас сюрприз! — сообщил Зарамушкин, когда они вышли из отделения.

Лена посмотрела вверх. Боже, какая тоска!

На небе блестели звезды.

Лаяли собаки.

— Вы перенервничали, — продолжал Зарамушкин. — Передергались… Вам необходимо снять стресс.

Он вытащил из внутреннего кармана пальто бутылку коньяка, которую стащил перед уходом с юбилейного стола.

— Вот это да! — удивилась Лена.

Зарамушкин открыл бутылку и протянул Лене:

— Ну давайте!.. Извините, что без стаканов…

Лена взяла бутылку и сделала несколько крупных глотков…

8

"Ты. Стала такой бесчувственной, что иногда кажется, что тебя просто нет на свете", — услышала она. Огляделась по сторонам.

Никого.

Ветер выл. Снежные вихри неслись над полем.

У забора стоял киоск. На нем латинскими буквами надпись "Сувениры". За стеклом на пустых полках кучками лежал снег.

За воротами на резных деревянных столбах была укреплена схема музея-заповедника. Пунктиром нарисован путь, по которому должны двигаться туристы, "Начало осмотра" — указывала фанерная стрелка на другом столбе. В той стороне снег наметал чьи-то одинокие следы, которые уходили в лес.

— Если полюбишь, как никто не любил, не будь уверен в завтрашнем счастье, — сказала Лена Олегу. — Клятв не давай. Они не исполнятся.

— А я никого и не люблю, — удивился Олег.

В лесу ветер дул не так сильно Угрожающе гудели деревья, зато была тропа, и идти стало легче.

У бревенчатой церкви с одной деревянной главой они остановились. Лена подергала дверь. Заперто…

Табличка возле большой избы разъясняла, что это типичное крестьянское подворье, где все помещения — жилые и хозяйственные — объединены под одной крышей.

Лена залезла на сугроб, дотянулась до окна. Внутри, в доме, где когда-то жила крестьянская семья, валялись заплесневелые консервные банки из-под кильки в томате, кисти в лужицах краски. В середине комнаты торчал манекен из металлических прутьев без головы, с налепленными на корпус белыми пластмассовыми грудями…

За деревьями, на краю обрыва, стояли три деревянные мельницы. Ветер пытался раскрутить их прибитые гвоздями крылья. Крылья скрипели, но не двигались.

Перед мельницами громоздился брошенный ржавый бульдозер с выбитыми стеклами.

Между белыми заснеженными берегами темнела река. Вода в ней, несмотря на сильный мороз, не замерзла. Туда несколько лет назад упал космический спутник, и река была отравлена радиацией.

Спустившись с обрыва, Олег подошел к самой воде и принялся вынимать из карманов и бросать в реку упаковки с импортными одноразовыми шприцами.

Лена удивленно наблюдала за ним.

Родственники больных покупали одноразовые шприцы на черном рынке за большие деньги.

Упаковки не тонули, не уплывали по течению, а качались недалеко от берега.