В городе Сочи темные ночи (сборник)

— Ну, во-первых, у Ангелополоса хороший фильм, а сделан за французские деньги, во-вторых, Див Ульман не любит, когда на экране мучают и обижают животных, а у вас девочка-подросток так страдает. А в-третьих, мы сразу решили дать Маше приз за сценарий, потому что она единственная женщина-сценарист. Одного приза на семью — достаточно. Негода и без этого приза много награждалась, Зайцевой хотели дать, мы долго спорили, очень долго спорили. Жалко, что ей не дали…

Потом нас повезли на банкет в Музей современного искусства.

Есть хотелось страшно. По гостеприимные французы на стол поставили только одно блюдо — паштет с вареной морковкой. Когда мы попросили вторую бутылку вина, официант посмотрел на нас как на своих личных врагов.

— Когда французский министр культуры приезжал к нам в голодную Москву, то мы его щедрее кормили, — ковыряя морковь вилкой, заметил Андрей Смирнов. — Что-то мало денег французское правительство выделяет на культуру.

На следующий вечер мы решили сами сделать себе праздник, и, так как деньги у нас были, мы пошли в дорогой ресторан с Негодой. Ресторан должен быть не только дорогой, но и знаменитый. Выбор пал на "Максим". Все мы с детства помним арию из оперетты, которую часто передавали по радио; "Пойду к "Максиму" я, там ждут меня друзья…" Пошли.

У входа, в гардеробе, нашим мужчинам насильно повязали на шею засаленные галстуки, потому что в этом заведении сидеть без галстуков не принято.

Потом официанты попытались посадить нас куда-то в угол, но мы так активно сопротивлялись, что оказались за круглым столом в центре зала.

— Смотри-смотри! Сейчас будут по очереди к нам бегать! — захихикала Негода.

На каждое блюдо был свой официант: один приносил закуски, другой хлеб, третий первое, четвертый вино, пятый воду и т. д.

Один из официантов уже успел изрядно выпить и, наклоняясь, чтоб налить нам вино, ронял в бокалы из нагрудного кармана свою авторучку.

Поели мы в этом "Максиме" нежную пресную рыбку, оставили там по пятьсот долларов каждый, вышли на улицу, погуляли полчаса и почувствовали такой зверский голод, что побежали б первое же попавшееся кафе и заказали там себе омлетов с бутербродами.

Вот такой город Париж. Никак не хочет он поворачиваться ко мне своей волшебной, праздничной стороной. Ходили мы по холодным улицам, смотрели, как парижане готовятся к Рождеству, ставят на площадях елки с искусственным снегом на мохнатых лапах. Дворники в ярких зеленых или оранжевых куртках с такими же яркими оранжевыми или зелеными метелками из пластмассы наводят чистоту. А в витрине огромного магазина "Галерей Лафайетт" — мечта советских девочек — Рождественский карнавал куклы Барби. В нарядных праздничных одеждах, количеством более ста, куклы эти махали под музыку руками, шевелили головами, летали, ехали в каретах и автомобилях по кругу, возле елки с игрушками…

Через два дня в кинотеатре на Елисейских Полях у меня из сумки вытащили кошелек. Настроение было испорчено окончательно…

И вот долгими, длинными, зимними, холодными московскими вечерами я иногда снимаю со шкафа медную фигуру весом, наверное, 10 килограмм, у ног фигуры выгравировано латинскими буквами мое имя, ставлю напротив себя и думаю: "Эх, Феликс, Феликс, не принес ты нам счастья, а сколько было связано с тобой ожиданий…"

Глаза у него косят. Нос такой же унылый и длинный, как у курицы, которую он зачем-то прижимает к себе. Похоже, скульптор, который ваял Феликса, решил дать заработать какому-то бродяге, использовав его в качестве модели.

Потом я вспоминаю, что он подарен мне за то, что я лучший драматург Европы 1989 года, гордость переполняет меня, и я несу Феликса в ванную, чтобы смыть с него пыль. Он весь обмазан зачем-то какой-то липкой субстанцией, и пыль хорошо прилипает к ней.

Вася неодобрительно смотрит на меня.

Потом Феликс отправляется обратно в шкаф.

Когда я рассказала о Феликсе режиссеру Витанию Каневскому, снявшему фильм "Умри, замри, воскресни", он заинтересованно переспросил:

— Большой и медный? Надо из него дверных ручек наделать.

Через пол года Каневский получил за свой фильм кучу Феликсов. Теперь, я думаю, его семья хорошо обеспечена дверными ручками.

ПИСЬМО 25

Из всех видов искусств для нас самое важное — кино. Так сказал В.И. Ленин. И вот сейчас смотрим по телевидению фильмы вашей студии "Петровка, 38" и "Огарева, б" и видим, как работники милиции настойчиво, ежечасно ведут борьбу, отдавая иногда свои жизни, за покой общества, за чистоту его.

А многие фильмы, наоборот, не помогают им, а способствуют негативным явлениям в нашем обществе. Почти во всех картинах пропагандируются курение, пьянки (против чего ведется борьба), грубые объятия, жадные поцелуи, постели, и за период перестройки дошли до кульминации. Воспитывать же надо на положительных примерах, особенно подростков, а не на сексе, когда обществу грозит такое страшное заболевание, как СНИД.

В какой упорной борьбе спортсмены защищали честь советского спорта, завоевывая награды — медали. Кинематограф тоже получил специальные призы. Но за что?

За порнографию!

Позор на весь мир!!!