В горы к индейцам Кубы

Из календы, которую всюду танцевали на Антилах, на Кубе возникла юка, танцуемая в такте две четверти или шесть восьмых. Парным танец — юка имела две части. В первой танцор как бы «добывал» прельстительными словами и обдуманными движениями свою партнершу. Вторая часть юки гораздо более быстрая, была, собственно, игрой в салки. Девушка танцевальными шагами как бы убегает, юноша ее преследует. И внезапно, внезапно звучит решающий удар в барабан и все — музыка и танцоры останавливаются. В эту минуту кокетливая игра в «добывание» милой должна кончиться. Танцор должен, и в этом трудность его танцевальной игры, в момент, когда зазвучит удар в барабан, стоять лицом к своей девушке. В заключение юки, лбы и тела танцоров буквально сталкиваются. Эту кульминацию юки на Кубе местные негры называют нкумба. И этим сталкиванием, нкумбой, которое соединяет обоих танцоров, их лица, плечи и бедра, юка кончается.

Из юки, которую доныне помнят на Кубе, уже непосредственно выросла, собственно, румба. И опять это был чисто пантомимический танец-игра в отвержение, поддразнивание и «добывание» подруги, сопровождаемая остроумными простыми словами песенки. Танцующие румбу танцем и песенкой рассказывают, например, о Лоле, ленивой Лоле, которая ничего не умеет делать. И так танцор играет, представляя нескладную Лолу, как она не умеет ни стирать, ни гладить, ни варить и т. д.

На танцевальных торжествах афрокубинцев раньше преобладала главным образом ямбу — медленная румба, в которой эти столь гибкие черные танцоры с превеликим удовольствием изображали старичков и старушек, которым ноги совершенно, ну совершенно отказываются служить.

Позже, уже в нашем столетии, пришла иная румба, она называется румба гаганко. Здесь важнее певец, нежели танцор. Певец в гаганко долго, часто даже скучно рассказывает какую-нибудь историю, хор затем повторяет повествование, и только после этого перед певцами становится пара танцующих и слово предоставляется настоящей румбе.

За последние годы всемирная слава румбы понемножку убывает. Вдобавок некоторые исполнители румбы изменили сами себе и за зелененькие доллары (которых было немало в дореволюционной Кубе) демонстрировали посетителям гаванских баров (которых было тогда еще больше) разные пантомимические румбы, например румбу «запрягание мула». Танец несложен: женщина изображает мула, танцор-погонщик стремится надеть на него упряжь. Женщина-мул препятствует ему. Танцор-погонщик сбивает ее на землю. Женщина, то есть мул, тяжело падает на все четыре конечности, погонщик, наконец, побеждает.

В последние десятилетия румбу, столько раз преданную ее собственными творцами, сменила у афрокубинцев в первую очередь конга. Тянец, вообще говоря, очень старинный, о чем свидетельствует как его название, напоминающее о создателях конги, афрокубинцах, — черных рабах, говорящих на разных языках банту, которые пришли на Кубу из Конго, и его шаг, напоминающий неуклюжую походку скованных рабов, ноги которых отягощали большие железные шары.

«Сон» из ориенте, господа…

Я запомнил конги, под которые маршируют компарсас — танцевальные ансамбли во время гаванского и главным образом сантьягского карнавала. За ними в ритме конги идет шесть километров чуть ли не все население Сантьяго. Здесь веселый карнавал является кульминацией года. Конга и доныне правит сантьягским карнавалом; именно здесь, вокруг Сантьяго, в провинции Ориенте, где доныне музыкальный фольклор кубинцев является наиболее живым, царит другой танец — излюбленный «сон». Да, «сон»! Ибо…

«Coн» из Ориенте, господа,

Слыхали, что такое «сон»?

Когда мулатка пляшет,

Ay madre mla!

Это уж не сон!

Циклов ее вздымает тело,

И гром грохочет!

Когда мулатка пляшет «сон»…

Действительно, никакому другому из подлинно африканских танцев, и конго тоже, кубинцы не отдаются и не отдавались за последние полвека так полно и безоговорочно, как «сону». «Сон» — это, собственно, танец мулатской Кубы. Смешанная культура этого острова — мулатская. Основа, корни ее лежат в Африке. Но каждый новый инструмент, новый импульс, пришел ли он из Испании или соседнего, ранее французского Гаити, мог вступить и вступил в эту новую мулатскую культуру. Эту особенность мы наблюдаем в ритме «сона» и в построении мелодии. В начале «сонам» аккомпанировала только традиционная испанская гитара, потом афрокубинцы прибавили двойной барабанчик-знаменитый бонго, бонго дополнили еще своей маримбулой, потом вдобавок так называемыми бетеас, этакими простыми тимпанами, которые восточнокубинские негры изготавливают из нижних частей металлических бочек. В конце концов, вместо одного теперь стало уже семь инструментов, которые вместе составляют ныне обычный «соновый» оркестр.

«Сон» — это дитя белой и черной Кубы, этот мулат, как и многие другие гибриды, был, конечно, сперва осуждаем и даже проклинаем. Белым господам он казался слишком вульгарный, слишком негритянским, правоверным же неграм, наоборот, казалось, что «сон» изменяет добрым традициям их исконной культуры.