– Каждый случай нужно разбирать отдельно, – сказал Вася. – И, как правило, убийства иностранцев – и из дальнего, и из ближнего зарубежья – совершаются совсем не потому, что у них другой цвет кожи и другая национальность. Прессе хочется раздуть дело. Может, им даже это приказывают. Ведь чиновники под всякие программы типа «Толерантности» отмывают деньги. Огромные деньги! Не отследить, сколько потрачено на мероприятия с нечеткой формулировкой! Хотя эти деньги можно было бы потратить, например, на снижение платы за коммунальные услуги людям всех национальностей.
– Но ведь убивают же! – воскликнул Ганс.
– Убивают, если лезет, например, кто-то со своей наркотой на уже поделенный рынок. Его учат уму-разуму. И товарищей его заодно – чтобы неповадно было. А чиновники раздувают. Им это выгодно! Тебе, как иностранцу, это сложно понять. Но я обалдел, узнав, какие деньги выделяются под «Толерантность». Это чистое отмывание. Хотя да, признаю, что у нас есть отморозки… Но они ведь кого угодно убить могут и без всякой причины.
– Самый ужас состоит в том, что эти отморозки выгодны чиновникам, – вздохнул Игорь Петрович. – Межнациональные конфликты есть в массе стран, но того, что происходит у нас, нет нигде.
– Вы вообще о чем спорите? – спросил Святослав. – Давайте лучше думать, какие нам инструменты нужны для похода в подвал. И вообще сколько у нас в квартире фонариков?
Глава 29
После уверенной победы «Ливерпуля» стали собираться на дело. Ольга, планировавшаяся пораньше лечь спать, тоже решила идти – хотя бы для того, чтобы держать ситуацию под контролем. Она знала, что ее соседи – люди увлекающиеся. Фонариков нашлось целых четыре, инструменты взяли из комнаты покойного Владимира Викторовича. Игорь Петрович прихватил еще и специальный прибор для кладоискателей, в свое время выписанный Владимиром Викторовичем из Германии.
– Игорь, что ты рассчитываешь найти в нашем подвале?! – воскликнула Ольга. – Ты думаешь, что там кто-то клад спрятал?
– А почему бы и нет? – пожал плечами брат. – Дом старый, тут вроде купец какой-то жил, у него лавка была.
– А после купца тут сколько народу жило и работало?! – воскликнула Екатерина Афанасьевна. – Кстати, до революции тут аптекарь жил. И после революции, и в советские времена у нас тут аптека была. Юля, Оля, вы забыли?
– Точно аптека, – кивнула Юлия Карловна.
– Вот именно! Не стали большевики профиль менять. А аптеки всегда нужны. Странно, что теперь ни одна из аптечных сетей это место не прихватила.
– Да у нас в районе полно аптек, – напомнил Игорь Петрович. – И для современной аптеки площадь, наверное, слишком большая. Они все-таки на гораздо меньших размещаются, по крайней мере у нас в районе. А тут, наверное, была бы дорогая аренда…
– И Леонид Саркисович быстренько подсуетился, – вставил Святослав.
– А нам-то что от того, что тут аптека была? – Вася обвел взглядом жильцов. – Даже если какие-то пузырьки и сохранились с начала прошлого века, то толку от них нет, даже в антикварную лавку не снесешь. Что тут мог прятать аптекарь?
– Ну, мало ли… – задумчиво произнесла Екатерина Афанасьевна. – Может, он золото из чего-нибудь пытался получить.
– Вы ничего не путаете? – с улыбкой посмотрел на русскую бабку немецкий частный детектив. – Золото – это алхимики и, скорее, в Европе. У нас многие пытались превратить неблагородные металлы в золото. И алхимия во многом способствовала зарождению химии, а не аптекарского дела.
– А как же изготовление эликсира жизни? – напомнила Ольга. – Или бессмертия? Если я правильно помню, алхимия делилась на три направления – как вы и сказали, превращение неблагородных металлов в золото, изготовление эликсира жизни (или поиск бессмертия) и поиск универсального растворителя.
– Но ведь самые известные алхимики дожили до очень преклонного возраста, в особенности для своего времени, – с улыбкой сообщил Ганс. – Альберт Великий – 87 лет, а это двенадцатый век! Роджер Бэкон, про которого-то вы наверняка слышали, 78 лет. Фламмель – 88 лет, Сен-Жермен – 86. Значит, что-то изобрели?
– Я не понял, вы собрались эликсир бессмертия в нашем подвале искать? – спросил Святослав.
– Не бессмертия, а жизни, – поправил Ганс. – Elixir vitae на латыни. Он должен был продлевать жизнь и возвращать молодость. Бессмертие – это из несколько другой оперы.
– Все равно эликсир – фармацевтика, – сказала Ольга. – Его же доверчивым простакам продавали шарлатаны.
– Все, как у нас, – покачала головой Екатерина Афанасьевна. – Ничему история людей не учит.
– Да даже если этот аптекарь занимался производством эликсира жизни, бессмертия или я не знаю чего в промышленных масштабах, все равно все испортилось, если и сохранилось! – закричал Вася.
– Но Леонида Саркисовича почему-то интересует подвал, – напомнила Екатерина Афанасьевна.
– Его площадь интересует, а не эликсир, оставшийся от аптекаря, и не золотые слитки, в которые аптекарь превратил свинец, если он вообще этим занимался!
– Слушайте, давайте сходим и посмотрим! – воскликнул Святослав. – Пока все золото не разобрали.