В гостях у Джейн Остин. Биография сквозь призму быта

Как семья собиралась поступить с лишившейся матери Джейн Купер? Разумеется, опять ее сплавить. В 1784 году тринадцатилетнюю сироту поместили в женский пансион, иногда называвшийся Школой аббатства, в Рединге. Следующим летом, в 1785 году, к ней присоединились Кассандра и Джейн. Я сама когда-то училась в Школе аббатства, и Джейн Остин почиталась у нас как самая знаменитая наша предшественница.

Мистер Остин особо платил за то, чтобы Джейн и Кассандра числились «привилегированными» пансионерками, то есть имели право завтракать и ужинать с миссис Латурнель, директрисой, в ее гостиной. Эта привилегия не распространялась на обычных учениц, плата за которых была более чем в два раза меньше. Другая новая ученица вспоминала, как ее в первый раз пригласили в «гостиную, обшитую слегка поблекшими деревянными панелями», с «несколькими миниатюрами над высоким камином». Эту новенькую привели в восторг завтраки в гостиной: «огромные блюда гренков с маслом». Поскольку дома ей никогда не позволяли ни есть гренки с маслом, «ни подходить близко к огню», она чувствовала себя «осчастливленной этими новыми порядками».

Школа занимала привратную постройку Редингского аббатства плюс примыкающее к ней двухэтажное здание. Это ветшающее сооружение было пронизано атмосферой прошлого величия и больше всего поражало «воротами, верхними помещениями и ведущими к ним лестницами с позолоченными балюстрадами». В нем также имелось «множество закутков и круглых чуланчиков и множество больших и маленьких комнат и коридоров». Обстановка здесь еще больше напоминала монастырскую, чем в печальном Нортенгерском аббатстве из романа Джейн.

Снаружи раскинулся парк Форбери – игровая площадка мальчиков из соседнего пансиона доктора Вэлпи, но главное украшение школы скрывалось позади нее. Это был частный «дивный старинный сад, где юным леди разрешалось жаркими летними вечерами бродить под мощными кронами» посреди «величественных руин» аббатства. Поскольку никто особо не беспокоился о том, чем заняты девочки, они шушукались «в какой-нибудь башенке» и вволю пугали друг друга сказками о привидениях – наверняка и о привидениях аббатства, в том числе его основателя Генриха I, похороненного там без глаз. Во время секуляризации монастырей монахи спрятали ценную реликвию – мумифицированную руку святого Иакова. В годы учебы Джейн и Кассандры эту сморщенную конечность нашли рабочие, тем самым добавив в жизнь пансионерок готического трепета.

В самом здании были дортуары на шестьдесят-семьдесят девочек с кроватями на двоих. Внизу помещались классная комната – для молитвы, уроков и обеда – и зала для танцев и спектаклей. В школе имелись глобусы, карты и волшебный фонарь для демонстрации картинок с историческими сценами.

Сверхизысканная будущая невестка Джейн обучалась в более аристократическом пансионе в Лондоне, «дамском Итоне» на Куин-сквер. В задней комнате заведения стояла старая карета, чтобы юные леди практиковались элегантно впархивать внутрь и выпархивать наружу. Ни о чем подобном в Школе аббатства и не слыхивали. Здесь не видели необходимости даже брать учителя танцев, который говорил бы девочке: «Втяни живот» и лепил бы из нее «хорошенькую куклу».

Но даже если на манеры в Школе аббатства смотрели сквозь пальцы, она не была и академической теплицей. Миссис Латурнель, дама на пороге пятидесяти, изначально звалась Эстер (или Сарой) Хэкет (или Хэкит). Она пришла в школу преподавать французский язык, хотя «по-французски не знала ни слова», и поменяла имя. Видимо, нанимая «француженку» (пусть и не умевшую говорить по-французски), «работодатели сочли правильным представить ее ученицам под французским именем». Она будто законсервировалась: «Ее белый муслиновый платочек всегда был приколот одинаковым количеством булавок, ее муслиновый фартук всегда ложился одними и теми же складками». Миссис Латурнель еще и десятилетия спустя носила манжетки и оборки по моде 1780-х. Это была «дородная, но очень активная женщина, хотя и с деревянной ногой. О том, как она потеряла ногу, она никогда никому не рассказывала».

Одна из пансионерок считала ее годной лишь на то, чтобы «отдавать белье в стирку, заваривать чай и заказывать обеды, то есть по сути исполнять обязанности экономки». Однако в присмотре за девочками эти умения были очень ценны, и миссис Коули тоже не помешало бы ими обзавестись. «Весь ее ум сводился к обыденной сметке, – говорили о миссис Латурнель, – но сметке исключительно полезной; ведь надо было готовить чай, распоряжаться обедами, и без такой чрезвычайно полезной особы дом попросту развалился бы».