В гостях у Лешего

— Ну знаешь, я ездовой кобылой не нанимался. Да и провезешь так одного кого-нибудь, а потом всех катай. Нет уж. Просто в качестве исключения и то, потому что не успеваем, а мне тебя жалко. Да и Хозяин сказал, что я мед получу, только когда тебя из леса выведу. А если Захарий тебя съест, то мне и выводить будет некого, и мой медочек липовый так и останется под пеньком лежать, — вздохнул Ромашка, вспомнив об оставленном бочонке. — Так что давай быстрее залазий!

Я забралась на большую спину медведя, анчутку посадила перед собой и, покрепче вцепившись в бурую шерсть, выдохнула и… стоило Ромашке сделать несколько шагов, как лес незримо поменялся: больше не было слышно стрекота кузнечиков в траве, вокруг не кружили и не пищали комары, а деревья замерли, не шелестя листвой. Зато вдалеке, среди деревьев, виднелись отблески огня и слышались звуки дудочки…

Ромашка прошёл ещё немного вперёд, и теперь я могла видеть, что у костра на трёх резных стульях сидели двое мужчин, а один стул был свободен.

В одном из сидящих я узнала Лешего и уже хотела спуститься с медведя и пойти к нему, как вдруг с неба, словно камень, вниз упал ворон и, ударившись об землю, превратился в человека, и занял третий свободный стул.

— Ну вот и пришли, — обернулся ко мне Ромашка.

А я смотрела, как мужчины обменялись приветствиями, и тут огонь в костре вспыхнул ярче, и из него вышел тот самый старичок, колдун Василий. А вокруг начали водить хороводы высокие девушки с бледными лицами и темно-зелеными волосами, в которые были вплетены самые разные цветы: лесные фиалки, ландыши, ромашки, незабудки и колокольчики. — Это лесавки, радуются лету, — пояснил мне Демьян.

— А ну, посторонись! — раздался снизу тоненький голосок, и медведь приподнял одну лапу, пропуская вперёд маленькие серенькие комочки, похожие на ежат, которые, идя, поднимали кучу опавших листьев, шелестя ими и забавно сопя при этом.

— Ой, говорящие ёжики, — умилилась я, глядя, как один из них смешно фыркает, подбрасывая лист берёзы вверх.

— Сама ты ёжик! — с укоризной сказал медведь. — Это лесовички! Лесные жители.

— Они просыпаются к концу лета и бодрствуют до середины осени, — продолжил Демьян. — А потом зарываются в листву на спячку. Тебе повезло их увидеть. Они проснулись всего на пару дней. Кончится Купальская ночь, и они снова уснут.

И тут на поляну выбежали красивые зеленоволосые девушки. Они принялись кружиться и смеяться, а вокруг них, словно маленькие звёздочки, стайками кружили светлячки.

Огонь вспыхнул с новой силой, и из костра появилась пожилая, но все ещё красивая женщина с правильными чертами лица. Одета она была в красный сарафан, сверху на плечи был накинут пестрый платок, а на голове ее был кокошник из красных гроздьев рябины, из-под которого было видно густую блестящую смоль волос.

— А вот и кикиморы с Ягинишной пожаловали, — слегка обернулся ко мне Ромашка. — Значит, скоро и русалки подтянутся.

Не успел медведь это проговорить, как со всех сторон послышался звонкий девичий смех, и на поляну, сидя на волках и вепрях, въехали девушки в полупрозрачных свободных платьях с распущенными волосами, которые украшали жёлтые кувшинки.

Звери же, оказавшись без наездниц, лихо прыгали через голову и превращались в юношей. Со всех сторон слышался веселый смех и разговоры.

Наблюдая за всем этим, я совсем забыла о наказе Захария и поняла, что солнце скрылось и вокруг стало темно только тогда, когда над лесом разнесся жуткий вой и все присутствующие у костра тут же притихли.

Только что здесь звучал смех и лилась музыка, и вдруг повисла зловещая тишина. Было слышно только, как потрескивают дрова в костре, да Зимушка-Казимир-Хозяин леса недовольно стучит пальцами по дереву резного подлокотника.

Глава 20. Разговор с Лешим

Эля

Было слышно только как потрескивают дрова в костре, да Зимушка — Казимир недовольно стучит пальцами по дереву резного подлокотника.

— В лесу кто-то чужой? — это сказала женщина в красном сарафане и повела вокруг колдовским взглядом чёрных глаз, глубоко вдохнула, словно пробуя воздух на запахи.

— Даже ближе, чем ты думаешь, — на поляну вышел огромный чёрный волк, шерсть которого в отсветах костра отливала медью, а глаза светились уже знакомым оранжевым светом.

— Захарий тут…

— Сам смотрящий…

Слышались отовсюду перешептывания, и я сжалась, думая, как теперь быть. Задать стрекоча и попытаться убежать от волка, выйти к Лешему и все рассказать, или проще всего пойти и утопиться в ближайшем болоте. И почему-то последний вариант, судя по недовольному лицу Лешего и оскаленной пасти волка, казался самым предпочтительным.

Я попыталась слезть с Ромашки и услышала его спокойное:

— Не вертись.

И мы шагнули на поляну.

Все взгляды лесной нечисти тут же уставились на меня, от этого стало не по себе, и я осторожно, бочком, слезла с большой спины бурого медведя и постаралась тихонько отойти к орешнику и спрятаться за ним, но звенящую тишину разверзло грозное:

— Куда!?

И в меня вперился уже знакомый злой взгляд зелёных глаз.

— Я … пойду… наверное.

И я снова сдела ещё шаг.

— Стоять!