В гостях у сказки Александра Роу

Но всем алкогольным напиткам Георгий Францевич предпочитал… одеколон. Находясь в экспедиции на крайнем севере, где он снимался в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» в роли Черта, Милляр каждый день работал на лютом морозе в тонком тренировочном костюме, обклеенном волосами. Валялся в снегу, падал в прорубь, на него направляли мощный «ветродуй». А после съемок надо бы растереться. А вовнутрь принять? Спирта нет, водки нет, а у гримеров всегда под рукой тройной одеколон. Вот и пристрастился актер к этому «напитку». И в дальнейшем, приходя на студию, мог зайти в гримерку, сделать пару глотков и станцевать. Роу злился: «Идите домой! Больно веселы!» На это Милляр приводил неоспоримое доказательство своей вменяемости – вставал на одну ногу и стоял так в течение пяти минут.

Кстати, любимым праздником Георгия Францевича был День взятия Бастилии, и он всегда шутил, что родился в день не той революции.

«Законный брак – это когда права превращаются в обязанности»

Долгие годы Георгий Францевич оставался один, жил с матерью Елизаветой Алексеевной в огромной квартире, некогда принадлежащей большой семье Милляров-Журавлевых, а теперь, по распоряжению советской власти, ставшей обычной коммуналкой. Занимали они лишь одну из комнат, в остальных жили незнакомые люди. И вот однажды в квартире появилась она…

Мария Васильевна была «из раскулаченных». Отец сидел, арестовали и мать. Она рано родила и вскоре разошлась с мужем. Второй муж погиб на войне, оставив ей еще двоих детей. Сильная русская женщина, Мария Васильевна вывела всех в люди, выдала замуж – переженила, работала в охране в одном из министерств. Когда ей дали комнату в квартире Милляра, она уже была немолодой женщиной.

Первой на нее обратил внимание, естественно, Александр Артурович. Он очень переживал за Милляра, за его неприспособленность, боялся, что в старости ему стакан воды некому будет подать. «Что ж я из-за стакана воды остаток жизни мучиться буду?» – возмущался Георгий Францевич. Но Роу не отступал и подговаривал актеров «нажать» на Милляра.

Георгий Францевич стал присматриваться к Марии Васильевне, захаживать в гости. И однажды сделал ей предложение. «Что вы, Георгий Францевич! – удивилась она. – Мне не нужны мужчины!» – «А я и не мужчина, я Баба Яга!» – отшутился Милляр. После долгих раздумий Мария Васильевна дала согласие. Ему было шестьдесят пять, ей – шестьдесят.

По традиции первый день съемок новой картины Роу отмечал бурным застольем. В 1969 году «Варвара-краса» началась со свадьбы. Молодожены не подозревали, какой сюрприз готовят им коллеги. На берегу Москвы-реки, где собралась вся съемочная группа, накрыли столы, Георгия Францевича и Марию Васильевну попросили занять места во главе. И началось!

Появились ряженые – деревенские детишки с цветами и ленточками, они пели, плясали и осыпали новобрачных поздравлениями. Актеры внесли огромный сундук, из которого принялись вынимать «все для дома»: решето, сито, полотенца маленькие и большие, две чашки, две ложки и ночной горшок. Смеялись и шутили до глубокой ночи. Так, неожиданно для себя, Мария Васильевна попала в мир киношников.

А потом начались будни. Милляр заставил жену бросить работу и возил ее с собой на все съемки. Если ехал один, Мария Васильевна собирала ему с собой узелок с толстым одеялом, сумку через плечо (как у кондуктора) и чемодан с табличкой «Милляр».

Его мама, прожившая почти девяносто лет, с нежностью и даже стеснением приняла Марию Васильевну в свою семью. А могилу отца, умершего, когда Юре было два с половиной года, супруги ездили навещать в Ялту ежегодно. Георгий Францевич нашел в своей душе место и для детей Марии Васильевны, став им и отцом, и другом.

Когда Милляр уезжал на творческие встречи в другие города, Мария Васильевна больше всего переживала, чтобы его не спаивали. Она просила Раю Рязанову контролировать старика. Недавно Раиса Ивановна рассказала такую историю: «На фестивале сказки во Фрунзе мы жили в соседних номерах. После праздничного парада решили отметить это дело в ресторане. И Георгий Францевич собрался – как всегда надел костюм, бабочку, лакированные туфли. Я захожу к нему и говорю: «Все, Милляр, день закончился!» Он даже растерялся: «Дочк, ну а как же?..» – «Никаких «как же»! Отдыхать! В койку», – снимаю с него пиджак, брюки, укладываю в постель и закрываю дверь снаружи. Потом зашла к себе в номер буквально на пять минут и направилась в ресторан. Прохожу мимо его комнаты и вдруг вижу полосу света под его дверью. Подхожу и понимаю, что дверь открыта. Я вхожу в комнату: стоит Милляр. На нем надето уже все, кроме брюк. Даже бабочка нацеплена. А на лице – испуг! «Это что такое?!» И вдруг он жалобно произносит: «Дочк, ну, сколько мне осталось-то?..» Ох, как сердце защемило! Я говорю: «Одевайся, пошли!» Вмиг собрался. Спускаемся в ресторан, а там все наши так обрадовались! Оказывается, хотели ко мне даже послов направлять, чтобы я Милляра отпустила».