В гостях у сказки Александра Роу

Они не могли друг без друга и даже жить решили вместе. Сложились и построили кооперативный дом в Большом Левшинском переулке. Выбирая место, отсчитывали шаги от театра до дома, чтобы было не очень далеко, но хватило бы времени на ходу повторить роль, войти в образ или обдумать творческие решения. Квартиры тоже планировали сами, по лотерее тянули этажи. В 1928-м дом был построен, а уже через год на свет появился первый ребенок «вахтанговской коммуны» — у Бориса Захавы родилась старшая дочь Екатерина.

Наталья Захава, младшая дочь Бориса Евгеньевича, вспоминает:

«Варвару Попову я помню столько же, сколько себя, чуть ли не с того момента, как я родилась. Она жила выше этажом и была необходимым человеком в нашем доме, без которого не проходило ни дня. Варвара Александровна очень дружила с моей мамой, Марией Федоровной Некрасовой — тоже ученицей Вахтангова, игравшей в первых его постановках. Они составляли очень смешную „классическую“ пару — „толстый и тонкий“. Мама была полная, яркая, характерная, а Варвара — маленькая, худая и шустрая. Смотреть на них со стороны было очень забавно.

Варвара Александровна обожала хулиганить. Я помню ее под кроватью (а вот зачем она туда забиралась?..), помню, как она дразнила кошек, доводя их до бешенства, хотя очень их любила.

Она постоянно играла в жизни, с удовольствием входила в какой-нибудь образ. Когда в четыре года я страшно заболела, Варвара приняла в моем лечении самое деятельное участие. Я категорически отказывалась есть, и она разыгрывала передо мной целые сцены: подвигала к себе тарелку и начинала с невероятным аппетитом поедать, допустим, кашу. Так как меня воспитывали „правильно“, я тут же кричала: „Отдай, это мое!“ — и начинала быстро-быстро опустошать посуду. Такая же ситуация была и с санитарными процедурами. Чтобы поставить мне клизму, Варвара самоотверженно ложилась рядом…

В нашем доме все постоянно друг друга разыгрывали, шутили, устраивали целые представления, и Попова всегда принимала в них участие».

* * *

Варвара Попова родилась в Самаре, в благополучной, обеспеченной семье, воспитывалась в институте благородных девиц, затем — в Московском Александровском институте. В совершенстве знала два языка, французский и немецкий. В восемнадцать лет она круто изменила свою жизнь, подавшись в артистки. По всей видимости, в семье эту новость восприняли без энтузиазма, потому что в дальнейшем никто из коллег и соседей не помнил, чтобы Попова рассказывала что-нибудь о родственниках или ездила кого-нибудь навещать. Иногда, крайне редко, к ней приезжала старшая сестра — тонкая дама с аристократичной внешностью и изысканными манерами. Сестры не были похожи и не дружили. Общих тем для разговоров не было.

Не так давно в Москве вышла книга «Александра Ремизова: режиссер и ее актеры». Несколько строк там связаны с Варварой Поповой. Александра Исааковна вспоминала:

— Мы были очень увлечены, не замечали ни голода, ни усталости. Нас уже ввели в «Чудо святого Антония», и мы почувствовали себя артистами. Однажды во время действия я чуть не упала на сцене от голода. После спектакля кто-то рассказал, что на Воробьевых горах есть такая больница милосердия, где всех голодающих и истощенных кормят и дают ночлег. Мы с Варькой решили действовать.

С Варькой мы очень дружили. Когда я приехала в Москву, была смешная, очень плохо говорила. Евгений Багратионович как-то сказал мне очень по-доброму: «Сашура, вы очень плохо говорите. Вам нужно дружить с Варей Поповой и слушать ее. У нашей Вари очень правильная и красивая московская речь. Дружите с ней и учитесь у нее». Так я и стала дружить с Варькой, и дружу вот уже больше семидесяти лет.