В гостях у сказки, или Не царевна лягушка

В любом случае пока что деваться Марье было некуда. Может быть потом, после… Когда останется одна. Тогда можно будет перебраться из холодного Новгорода куда-нибудь южнее. Говорят, на границе с Тридевятым царством жизнь веселая и сытая. Зимы там короткие, урожаи богатые, люди добрые, а нечисть… Так ее и в Берендеевом царстве полно. Почитай в каждой избе свой домовой обретается, из любой лужи водяной выскочить может, а лешие безо всякого стыда девок соблазняют. Они вообще бабами не брезгуют, на внешность и возраст не глядят. Пожалуй, и на Облигацию клюнули бы. Нда…

До любовников из нечистиков Манька пока не докатилась, но зарекаться побаивалась. Кто его знает, как жизнь повернется. Аферисткой она тоже быть не хотела, а пришлось. Может и в лес на свиданки бегать доведется.

* * *

Почти год прожила Марья в Новгороде, когда неожиданно надумала помирать тетка Феодора.

— Мирон мне нонеча приснился, — заявила она Марье поутру.

— Муж покойный? — уточнила та, собирая на стол.

— Он самый, — подтвердила довольная бабулька. — Предупредил, что зайдет за мной завтрева, и велел готовиться.

— Чего? — чуть не села мимо лавки Маша, которая такого рода сны еще по прошлому миру терпеть не могла. Бабушке ее в свое время тоже сосед привиделся. И тоже с приглашением. Ничего хорошего кроме похорон из этого не вышло.

— Того самого, — тетка Феодора была невозмутима как даосский монах. — Пришла моя пора через Калинов мост переправляться. И то сказать, зажилась.

— Глупости это! — вскинулась Марья, хотя и чувствовала — все напрасно. Бабка знает, что говорит.

— Может и так, — знахарка была настроена на редкость благодушно. — В любом случае подготовиться надобно. Сейчас поедим, узел смертный проверим и с нужными людями побеседуем.

— О, Господи, — вздохнула Маша, услышав такие речи.

— Правда твоя, — обрадовалась старушка. — На капище тоже заглянем. Надо пожертвование оставить и насчет тризны договориться. Ты ведь проследишь, чтоб все в лучшем виде прошло? — подозрительно прищурилась бабулька.

— Куда ж я денусь? — сердито шмыгнула носом Марья. Как ни крути, а за год она сильно прикипела к своей здешней почти матери.

— Вот и славно, — успокоилась старушка.

Весь день она хлопотала, улаживая свои дела, а под вечер попарилась в баньке и нарядилась в новую вышитую рубаху.

— Пора мне, — обратилась Феодора к недовольной Марье. — Чую, что пришло времечко. И не спорь, — прикрикнула грозно. — Не перечь, слушай. Жизню я покидаю с легким сердцем, а если ты сейчас кривиться перестанешь, то и с радостью великой. Потому как сделала все, что на роду написано.

— А Машка ваша как же?

— У нее все распрекрасно и здорово, — отмахнулась Феодора. — Только в прошлом месяце снилась. Я тебе сказывать не стала, чтоб сердце понапрасну не бередить, но раз уж так случилось, слушай. Живет Маруся моя в хоромах почище боярских, замуж выскочила и вообще на сносях.

— Врете! — не поверила Облигация.

— Правду глаголю, — отмахнулась бабка. — Я даже имя зятька знаю. Эдик! Что? Съела?

— Откуда?.. — схватилась за сердце Маша. Она ведь ни разу не называла имени своего отставного любовника, даже разговора о нем не заводила. Да что там… позабыла Эдика, и все.

— Ты чего побледнела-то? — встрепенулась бабка. — Али человек он плохой?

— Хороший.

— Тогда чего, неужели ревновать вздумала?

— Просто… — чуть ли не впервые в жизни Марья не могла найти слов, и филологическое образование и большой педагогический опыт работы ей, увы, не могли помочь. — Неожиданно это все, — наконец, разродилась она. — Но в том, что мужем и отцом Эдуард будет замечательным, не сомневайтесь. Надежный он очень.

— Славная новость, — просветленно улыбнулась Феодора, — утешительная. Еще легче мне на Лебединой дороге будет. Все-таки болит сердце за детей, — призналась она. — Будь они хоть сто раз взрослые и такие ухватистые как Машка моя. Так-то. Теперь к делу давай, — заговорила совсем другим тоном. — Дом и деньги кой-какие тебе оставляю. Бумагу об ентом давеча справила, заодно и покупателя нашла.

— Какого? — не поняла Маша, все мысли которой были сейчас в Россоши, на поросшей американскими кленами и акацией до боли родной улице Кара Маркса.

— Покупателя на халабудку мою, — знахарка захихикала. — Или думаешь, что неизвестны мне планы твои? О переезде думаешь? Ну и правильно. Не по тебе гадальное ремесло. Мастерства набралась, а куражу все одно нету. Вот схоронишь меня, сороковину отметишь и того, езжай, отседова дочка. Счастливый тебе путь и удачи два корыта.

— Может еще обойдется? — понадеялась Марья. — Перетерпим ночку, а потом заживем пуще прежнего.

— Все могёт быть, — не стала спорить бабка Феодора. — Дай-кося я тебя поцелую, и почивать станем.

Слово с делом у нее не расходились. Не успела Маша глазом моргнуть, как шустрая старушка подорвалась с лавки, подлетела к ней и от души чмокнула в лоб.

— А теперь спать, — велела строго. — Завтра будет тяжелый день.