Евреи-главари почувствовали, что приходит конец их верховодству, решили воспользоваться случаем, чтобы избежать надвигающейся на них грозы, как можно скорее улизнуть, спешно составили списки желающих. НКВД, получив драгоценные для них списки, обратилось с таковыми к отцу народов Сталину. Последний по своей звериной натуре рассвирепел, когда узнал, что ого бывшие преданные и верные слуги решили бежать от него. В знак своей благодарности Сталин решил наградить за прошлую верную службу своих бывших помощников своей отцовской наградой: сибирскими трудовыми лагерями.
Тогда же многие видные евреи, по рассказам многих заключенных, прибывавших в лагеря из Москвы, начали подвергаться изгнанию из министерств, высоких учебных заведений и вообще высоких постов, которые занимались евреями в СССР. Здесь же мы узнали от заключенных, прибывавших из центральных мест СССР, что много было арестовано и выслано в лагеря студентов за их подпольную антикоммунистическую работу.
Одного дня я почувствовал озноб и температуру. Постучал в волчек и с большим трудом вызвал мед. сестру. Она меня в волчок спросила, что я хочу. Я сказал, что плохо себя чувствую и прошу медицинской помощи. Она мне сказала, чтобы я ее немного подождал. Ждал два дня, но она не изволила явиться и помочь мне. Медицинской помощи я так и не получил.
В конце третьей недели нашего пребывания в пересыльной тюрьме нам объявили о погрузке в загоны. Подали железнодорожный состав из столыпинских вагонов. Началась погрузка. Вагоны были настолько наполнены заключенными, что многим пришлось стоять, а не сидеть. Вагоны были специально приспособлены для перевозки арестованных. На окнах и дверях были проволочные сетки. На дверях висели большие замки. Конвой оказался, на редкость, очень жестоким.
Арестованному очень трудно было отпроситься в уборную или пойти на жел. станцию принести воды. В купэ была духота, трудно было дышать. Скорее у черта можно было своими просьбами вызвать к себе сожаление или сострадание, ко только не у сопровождающих нас конвоиров, которые состояли из выродков сталинского режима.
Их жестокость в отношении нас заключенных не имела границ. Мы изнемогали не только от жажды, но из за отсутствия в вагонах уборных. С большим трудом можно было получить разрешение пойти в уборную на жел. станцию, конечно, только в сопровождении конвоира. В ответ на наши настоятельные просьбы, когда мы изнемогали от переполненных мочевых пузырей или кишечника, конвоиры только смеялись, крыли нас матом и издевались.
Лагерь «Тайшет»
Три четверти дня мы пробыли в дороге и прибыли в лагерь Тайшет, который считается центральным лагерем особо-режимных и закрытых лагерей, где нас не особенно приятно встретили. Внимательно осматриваем внутренность лагеря. Лагерь, как и все подобные лагеря, окружен очень высоким забором, чтобы вольные люди не видели того, что делается в лагере. Сторожевых вышек нет, но часовые вокруг лагеря размещены так, что им видно все а их трудно увидеть.
Это сделано потому, что лагерь Тайшет находится на главной железнодорожной линии и чтобы проезжающие иностранцы не знали, что это лагерь несчастных советских заключенных. В центре лагерного двора находятся канцелярия и склады. В одном углу двора стоит барак, огороженный колючей проволокой.
В этом бараке помещаются пересыльные заключенные женщины и культ-кружок. Нас разместили в свободной половине того же барака. Пробыли в этом бараке два дня. На третий день нас решили перебросить дальше. Перед погрузкой в вагоны должны были сделать основательный шмон (обыск). Загнали нас, как скотину, в один барак.
Пришел конвой, со звериными выражениями на лицах. Началось какое то дикое представление. По приказанию начальника конвоя мы разделись и все заключенные стояли в адамовских костюмах. Начался осмотр со всеми нужными и ненужными мелочами. Заглядывали в рот, нос, уши и заставляли становиться на четвереньки, чтобы заглянуть в нижнее отверстие. Самым внимательным образом осмотрели нашу одежду и сапоги, всюду искали оружия и ножей.