Читаем В гостях у турок полностью

Они шли пѣшкомъ, шли мимо садовой рѣшетки, за которой росли высокіе кипарисы. Коляска шагомъ ѣхала сзади.

— Куда мы идемъ? спросила Глафира Семеновна.

— А вотъ посмотрѣть этого обелискъ, указалъ Нюренбергъ на четырехугольную колонну, обнесенную рѣшеткой. — Когда-то этого площадь имѣла много рѣдкаго памятники, но разнаго землетрясенія, разнаго войны все уничтожили. Да и не любятъ турки стариннаго памятники. Теперь только три древности остались. Вотъ этого обелискъ, змѣинаго колонна и колонна Константина Порфирогенетось.

— Ну, ужъ къ змѣиной колоннѣ вы меня не водите, брезгливо сказала Глафира Семеновна:- потому змѣй я ужасти какъ боюсь.

— Позвольте, мадамъ… Да вѣдь тамъ нѣтъ живыхъ змѣй. Этого колонна изъ бронзовыхъ змѣй, свившихся вмѣстѣ и онѣ даже безъ головъ.

— Нѣтъ, ужъ я прошу васъ даже и не говорить объ нихъ, потому что мнѣ это противно.

— Странно, какъ можетъ быть противно бронзоваго змѣи! Да вотъ онѣ… Вотъ обелискъ, а вонъ змѣиная колонна.

— Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ! и даже и смотрѣть не стану.

И Глафира Семеновна обернулась спиной къ остаткамъ змѣиной колонны, обнесенной рѣшеткой, и принялась разсматривать египетскій обелискъ, высѣченный изъ одного куска гранита.

— Тридцать метровъ вышины, повѣствовалъ Нюренбергъ. — Вотъ и гіероглифы на немъ, а гіероглифы эти говорятъ, что сдѣланъ онъ еще за 1600 лѣтъ до Рождества Христова въ Геліополисъ и привезенъ сюда черезъ Римъ.

Николай Ивановичъ зѣвнулъ и сказалъ:

— Насъ, братъ, этимъ обелискомъ не удивишь. У насъ въ Петербургѣ свой такой есть: на Васильевскомъ островѣ, на Румянцевской площади стоитъ. Ну, что есть еще интереснаго? спросилъ онъ Нюренберга.

— Колонна Константина Порфирогенетосъ.

— По нашему говорится: Порфиророднаго… Гдѣ она?

— А вотъ чуточку подальше за Змѣиную колонну пройти. Пойдемте…

— Нѣтъ, нѣтъ. Мимо змѣиной колонны я не пойду ни за что на свѣтѣ! заявила Глафира Семеновна и издала звукъ: бррр…

Подозвали коляску и поѣхали въ ней. Когда проѣзжали мимо Змѣиной колонны, Глафріра Семеновна сидѣла, отвернувшись. Подъѣхали къ ободранной колоннѣ, покоющейся на кирпичномъ пьедесталѣ.

— Это-то колонна Константина? Ну, есть что смотрѣть! иронически воскликнулъ Николай Ивановичъ.

— Древность… Глубокаго древность тутъ цѣнится, сказалъ Нюренбергъ и началъ сообщать:- Двадцать пять метровъ высоты. Когда-то пьедесталъ этого колонна былъ обложенъ въ позолоченнаго бронза, но рыцари крестоносцы, когда взяли Константинополь, думали, что это настоящаго золота, ободрали и увезли съ собой.

— Вотъ дураки-то были! Отчего же они не потерли на камнѣ и крѣпкой водкой не попробовали?

Нюренбергъ какъ-то подмигнулъ и, смѣясь, отвѣчалъ:

— Отъ того, что не евреи были. Были-бы евреи, такъ не обманулись-бы.

— Правильно. Люблю за отвѣтъ. Ну, что еще есть смотрѣть? спросилъ Николай Ивановичъ.

— Да ужъ не знаю, что вамъ и показать… Стараго церковь святой Ирины…

— Опять мечеть? воскликнула Глафира Семеновна. — Нѣтъ, ужъ мы и такъ намечетились.

— Нѣтъ, въ ней теперь не мечеть, а султанскаго арсеналъ.

— Богъ съ нимъ. Мы люди не военные. Вѣдь это алебарды, пики, ружья разсматривать.

— Да во внутрь туда, мадамъ, и не впускаютъ. Желаете султанскаго гробницы посмотрѣть?

— Вези, вези Султанскія гробницы надо посмотрѣть, сказалъ Нюренбергу Николай Ивановичъ. — Это на кладбищѣ, что-ли? Турецкое кладбище любопытно посмотрѣть.

— Нѣтъ, не на кладбищѣ. Это особаго великолѣпнаго мавзолеумъ но тамъ сзади есть и стараго Кладбище. Это въ Стамбулъ, это на главнаго улицѣ, это не далеко.

Нюренбергъ сказалъ кучеру что-то по-турецки. Тотъ ударилъ возжами по шедшимъ шагомъ лошадямъ и онѣ помчались.

— Николай Ивановичъ, я ѣсть хочу, сказала мужу Глафира Семеновна.

— Да и меня позываетъ. Адмиральскій-то часъ ужъ давно прошелъ. А только осмотримъ прежде султанскія гробницы, да потомъ и въ ресторанчикъ.

— Отличнаго есть вѣнскаго ресторанъ въ турецкаго базаръ. И на ту сторону Золотаго Рога переѣзжать не надо, откликнулся съ козелъ Нюренбергъ. — Самаго лучшаго европейскаго кухня и самаго лучшаго турецкаго вино.

— Дивлюсь, какъ это можетъ быть вино у такихъ людей, которымъ оно по закону запрещено! покачала головой Глафира Семеновна.

— О, мадамъ, что тутъ законъ! Если хотите знать, турки такъ-то пьютъ, что русскаго человѣку не уступятъ, но они пьютъ такъ, чтобы никто не видалъ.

— Стало быть и свинину и ветчину ѣдятъ?

— Пхе… Да конечно-же… Самаго большущаго генералы ѣдятъ, но такъ, чтобъ Шейхъ-уль-Исламъ не зналъ, отвѣчалъ съ козелъ Нюренбергъ. — И ветчину ѣдятъ, и колбасу ѣдятъ, и французскаго содержанки имѣютъ.

Минутъ черезъ десять экипажъ подъѣхалъ къ усыпальницѣ султановъ Абдулъ-Гамида I, Мустафы IV и ихъ женъ. Это было небольшое красивое зданіе съ куполомъ, съ большими окнами въ европейскомъ стилѣ, но задѣланными толстыми рѣшетками. Въ зеркальныя стекла оконъ виднѣлось нѣсколько гробницъ. У оконъ останавливался проходящій народъ и смотрѣлъ на гробницы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Наши за границей

В гостях у турок
В гостях у турок

Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».Глафира Семеновна и Николай Иванович Ивановы уже в статусе бывалых путешественников отправились в Константинополь. В пути им было уже не так сложно. После цыганского царства — Венгрии — маршрут пролегал через славянские земли, и общие братские корни облегчали понимание. Однако наши соотечественники смогли отличиться — чуть не попали в криминальные новости. Глафира Семеновна метнула в сербского таможенного офицера кусок ветчины, а Николай Иванович выступил самозванцем, раздавая интервью об отсутствии самоваров в Софии и их влиянии на российско-болгарские отношения.

Николай Александрович Лейкин

Русская классическая проза / Юмор / Юмористическая проза / Проза

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Год Дракона
Год Дракона

«Год Дракона» Вадима Давыдова – интригующий сплав политического памфлета с элементами фантастики и детектива, и любовного романа, не оставляющий никого равнодушным. Гневные инвективы героев и автора способны вызвать нешуточные споры и спровоцировать все мыслимые обвинения, кроме одного – обвинения в неискренности. Очередная «альтернатива»? Нет, не только! Обнаженный нерв повествования, страстные диалоги и стремительно разворачивающаяся развязка со счастливым – или почти счастливым – финалом не дадут скучать, заставят ненавидеть – и любить. Да-да, вы не ослышались. «Год Дракона» – книга о Любви. А Любовь, если она настоящая, всегда похожа на Сказку.

Андрей Грязнов , Вадим Давыдов , Валентина Михайловна Пахомова , Ли Леви , Мария Нил , Юлия Радошкевич

Фантастика / Детективы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Научная Фантастика / Современная проза