В гостях у турок

— Поѣзжайте сейчасъ въ гостинницу, спросите тамъ счетъ и привезите сюда наши вещи. Пусть человѣкъ изъ гостинницы съ вами сюда пріѣдетъ. Онъ получитъ съ меня по счету деньги.

Понуря голову и разводя руками, вышелъ изъ комнаты Нюренбергъ.

— Ахъ, нехорошаго дѣло, эфендимъ, вы дѣлаете! Самаго безпокойнаго мѣсто вамъ здѣсь будетъ! — бормоталъ онъ.

LXXVII

И вотъ супруги Ивановы на квартирѣ у армянина Карапета Абрамьянца. Началось приведеніе въ порядокъ комнаты для жильцовъ. Карапетъ съ сыномъ Аветомъ, парнишкой лѣтъ пятнадцати, черноглазымъ и ужъ съ засѣвшими на верхней губѣ усиками, втащили въ комнату вторую софу и даже повѣсили надъ ней хорошій турецкій коверъ, а сверху ковра маленькое зеркальце.

— Для госпожи барыни твоей постель будетъ, — похвастался Карапетъ Николаю Ивановичу и прибавилъ:- А въ зеркало можетъ свои глазы, носъ и губы смотрѣть, съ бѣлила и румяна мазать.

— Да что вы! Развѣ я мажусь? — обидѣлась Глафира Семеновна.

— О, дюша моя, нѣтъ такова барыня на землѣ, которая не мажетъ себѣ лицо и глазы! Моя дочка совсѣмъ глупый дѣвченка, а тоже мажетъ и глазы, и носъ, и щеки, и уши. Какъ праздникъ большой, такъ сейчасъ папенька и слышитъ: «папенька, дай на пудра, папенька, дай на румяновъ».

Внесли мѣдный тазъ, мѣдный кувшинъ съ водой, и Карапетъ опять сказалъ:

— Вода сколько хочешь, дюша мой, Николай Ивановичъ. Можешь съ наша вода даже кожу съ лица смыть. Ну, теперь все. Будь здоровъ, дюша мой. Подушковъ и одѣяла не надо?

— Не надо, не надо. Подушки, бѣлье и одѣяла сейчасъ нашъ проводникъ привезетъ, — откликнулась Глафира Семеновна.

Карапетъ осмотрѣлъ комнату и улыбнулся, торжествуя.

— Хочешь, эфендимъ, еще коверъ могу дать? Хочешь, барыня, клѣтку съ канарейкомъ могу на окошко повѣсить?

— Не надо, ничего больше не надо. Теперь-бы только поѣсть.

— Сыю минута бифштексъ будетъ. Самая первый сортъ мяса дочкѣ далъ. Сейчасъ дочка Тамара бифштексъ принесетъ, шашлыкъ принесетъ.

— А у васъ дочку Тамарой звать? Какое поэтическое имя! — замѣтила Глафира Семеновна.

— Такъ и жена мой звали. И жена мой была Тамара.

— А гдѣ-же жена ваша?

— Богъ взялъ, указалъ рукой на потолокъ Карапетъ и прибавилъ:- Шесть годовъ теперь я холостой малчикъ. Хочешь водка, дюша мой, выпить передъ бифштексъ? быстро спросилъ онъ Николая Ивановича.

— Да развѣ есть? — воскликнулъ тотъ, улыбаясь.

— Русской водка нѣтъ, но турецкій раки есть. Томатъ кислый есть на закуска, петрушка есть на закуска, сельдери, паприка, чеснокъ… Это арменски закуска.

— Глаша, я выпью рюмку, заискивающе обратился къ женѣ Николай Ивановичъ. — Выпью, хорошенько поѣмъ и по петербургски соснуть часокъ другой прилягу.

— Да пей… — пожала плечами Глафира Семеновна и спросила армянина:- Отчего это, Карапетъ Аветычъ, въ Турціи водку дозволяютъ, если самъ мусульманскій законъ ее запрещаетъ?

Армянинъ наклонился къ ней и проговорилъ:

— Турки-то, барыня, самый большой пьяница и есть, но они по секретъ пьютъ, на ночь, когда никто не видитъ. О, это большой доходъ для нашего султанъ!

Въ дверь заглянула миловидная дѣвушка въ синемъ шерстяномъ платьѣ, съ засученными по локоть рукавами и въ передникѣ.

— А вотъ и обѣдъ для мои первые гости готовъ! сказалъ Карапетъ. — Дочка моя Тамара. Ходы на насъ, Тамара! Ходы на насъ, дюша мой! поманилъ онъ дѣвушку и заговорилъ съ ней на гортанномъ нарѣчіи.

Та, покраснѣвъ, вошла въ комнату и спрятала руки подъ передникъ. Это была дѣвушка лѣтъ семнадцати, брюнетка до синевы, съ волосами, заплетенными въ нѣсколько косичекъ, которыя спускались ниже плечъ и оканчивались красными бантиками. Глафира Семеновна протянула ей руку, сказалъ и Николай Ивановичъ: «здравствуйте, барышня».

— Ни слова не знаетъ по-русски, отрицательно покачалъ головой отецъ. — Ни Аветка, ни Тамарка — ни одинъ слова, дюша мой. Только по-армянски и по-турецки.

— Такъ мы, какъ поздороваться-то, и по-турецки знаемъ! Селямъ алейкюмъ, барышня, — сказалъ Николай Ивановичъ.

Дѣвушка тоже что-то пробормотала и поклонилась.

— По-французски въ училищѣ она училась, по-французски пятьдесятъ, шестьдесятъ словъ знаетъ, сообщилъ папенька и опять заговорилъ съ дочкой на гортанномъ нарѣчіи.

— Все готово… Обѣдъ готовъ… Садитесь за столъ, — прибавилъ онъ супругамъ, вышелъ въ сосѣднюю комнату и загремѣлъ тамъ посудой.

Запахло жаренымъ мясомъ, и отецъ, сынъ и дочь начали вносить въ комнату глиняныя плошки, тарелки, бутылки и рюмки. Карапетъ накинулъ на столъ салфетку и сейчасъ-же похвастался:

— У меня не такъ, какъ у турки… У меня, дюша мой, и салфетка на столѣ, и вилки есть, и ножикъ. Мы люди образованные…

Вскорѣ всѣ яства и питіи были поставлены, и супруги сѣли за столъ. Присѣлъ и Карапетъ. Красовались на блюдцѣ три громадные маринованные томата, лежали на тарелкѣ корни петрушки, сельдерея, стручки зеленаго перца. Пріятно щекотали обоняніе и бифштексы. Глафира Семеновна взяла кусокъ мяса себѣ на тарелку и сказала Карапету:

— Вотъ у васъ я ѣсть бифштексъ не боюсь. Я знаю, что армяне лошадиную говядину не ѣдятъ, а въ турецкомъ ресторанѣ не рѣшилась-бы.

Армянинъ наклонился къ ней, тронулъ ее громадной ладонью по плечу и сказалъ: