Утро. Меня вызвали на срочное заседание парткома. Это заседание было самым коротким за все время моего четырехгодичного бессменного членства в парткоме. Бояркин сказал, что поступило письмо из обкома ВКП (б), присланное из Москвы. Прочитав мою челобитную грамоту в «Правду», он заявил:
- Считаю письмо редактора подрывом авторитета нового директора… Мы тут посовещались и решили снять Худякова с газеты и возложить ее на товарища Савкина. Предлагаю такое решение утвердить!
На сдачу дел дали два дня. В «Правду» писать перестал и думать. Обком ВКП(б) знал что делал! Второй раз напиши, тогда будет еще хуже. Да и чтобы бороться за правду, надо иметь жилье. А у меня его нет. Завтра из заводского дома тебя как миленького выбросят на улицу. Кроме того, нужны деньги, а больше, чем на еду, их у меня никогда не было. Горком направил меня в вечернюю газету «Горьковский рабочий», заведующим отделом писем и жалоб трудящихся…
Ненадолго вернусь назад. Конец рабочего дня, еще сутки действует мой пропуск. Четыре года он открывал мне турникет проходной завода. Иду на конюшню, проститься с Германом. Может так статься, что мы больше никогда не увидимся.
Конюшня. Станок. Выходная дверь с проемом вверху, который упирается Герману в горло. Увидев меня, старый конь зашебутился: стоит, мотает головой, об пол стучит копытами. Вижу, соскучился. Ну! Ну! Ему хочется выскочить из стойла, но не пускает дверь, запертая на железный засов и замок. Подошел к коню поближе. Герман мягкими губами дотронулся до моей щеки. Я убрал накипь со складок у его грустных глаз. К ней лепились золотистые надоедливые мухи. Развернул газету, за которой мы больше четырех лет ездили с ним на «Красное Сормово», вынул из нее ломоть ржаного хлеба и с руки
покормил его. Встав к двери спиной, я обнял голову Германа, будто мы перед фотоаппаратом, и замер. Я не говорил ему прощальных слов, он без них чувствовал, что произошло что-то неладное. Раз я не вывожу его из станка и не запрягаю в тарантас, значит уже не имею на это права. Мы посмотрели друг другу в глаза. На миг щекой прислонившись к шее Германа, я пошел от него прочь. Не оборачиваюсь. Не гляжу на друга. Знаю - и ему не легче, чем мне.
Первая неделя работы на новом месте.
За это время где я только не побывал. На станкозаводе видел новый фрезерный станок, готовый к отправке на Сталинградский тракторный. Об этом станке-богатыре и его создателях в городской газете моя первая статья. К новому месту привыкаю с трудом. Скучаю о родном заводе. А жить как-то ведь надо. Мой оклад очень маленький, а работать за гонорар, как другие, еще не научился. Одно радует - отношение сотрудников городской газеты. Все ребята доброжелательные и внимательные.
Ходил к больному Грабину домой. Былого разговора не получилось. Оба чувствовали себя неловко. Начало лета, а у нас на душе холодно.
- Василий Гаврилович, что хоть вам говорят врачи?
- Их трудно понять. Изучают анализы, а болезнь определить не могут. Лечат методом «куда кривая вывезет».
В самом деле Грабин выглядел очень плохо, таял на глазах. Любой человек, даже не доктор, скажет, что хуже здоровья не бывает.
101
Приехал из двухнедельного отпуска. Был у родителей. Спешу на работу. Вижу, идет человек. Вроде бы Василий Гаврилович, а вроде бы нет. Да, это он, Грабин. Что такое с ним? Время четверть десятого, а он уже идет с завода. Раньше такого не замечалось.
Молча пожали друг другу руки. Смотрю на Василия Гавриловича и не узнаю его. Веки воспалены, красные. Взгляд блеклый, тревожный. И куда только делось очаровательное излучение серых глаз? Ключицы выпирали, образуя у шеи глубокие впадины. Голос тихий, сиплый.
- Что с вами? - вырвалось у меня.
- Все то же. Врачи и порошки… А теперь случилась куда более худшая неприятность. Вы слыхали? Да-а, вы были в отпуске! Дунаев уволил меня из КБ и завода.
- Что за чепуха?!. Удар нагайкой легче перенести, чем ваше сообщение!
- Позавчера побывал в Москве у наркома. Искал правду. Искал и не нашел! Рухимович даже не выслушал меня до конца… Что ему до Грабина и его планов? Он приказал мне немедленно отправляться на Уралмаш!…
- Это чего ради? А как же работа над пушкой?
- Дунаев недавно сказал: «Вы, Василий Гаврилович, часто и подолгу болеете. Поймите меня по-государственному, в таких случаях завод не собес! Я свою голову заложил за правительственное задание!»
Если человек заболел, это не вина его, а беда! На Урале у Грабина здоровье лучше не станет. Странно. Непонятная и недопустимая глупость.
- Кто же теперь возглавит КБ?
- Уже назначили моего заместителя Костина.
- И он согласился?
- Представьте себе. Не возразил. При Ренне директор спросил: «Павел Иванович! Без Грабина вы справитесь с выпуском серийной пушки Ф-22?» «При вашей поддержке - вполне!»
- Василий Гаврилович! Если посмотреть правде в глаза, Павел Иванович предал вас! Какая же это гнусность!