Читаем В грозовом небе полностью

В середине января окруженная в Сталинграде группировка Паулюса была основательно сжата. Теперь нас посылали на боевые задания туда уже днем и без прикрытия, считая, что в этом огненном кольце не может быть достойного противодействия со стороны вражеской истребительной авиации. Но оказалось совсем не так. Обреченные на полное поражение, гитлеровцы отчаянно сопротивлялись, надеясь на помощь фюрера. С оставшихся в кольце 2-3-х аэродромов, таких, как Большая Рассошка, Питомник, Гумрак, они все же поднимали против нас свои истребители, и в некоторых случаях им удавалось сбивать наши самолеты. Наши воздушные стрелки не всегда могли противодействовать атакам «мессеров» последней модификации. В этом сказывался, очевидно, и наш годичный перерыв в дневных полетах. К тому же многих опытных воздушных стрелков уже не было среди нас. Теперь у пулеметов стояла в большинстве своем еще не обстрелянная в воздушных боях молодежь.

В начале января 1943 года с дневного боевого задания, которое выполняли в районе Сталинграда, не вернулись экипажи Феодосия Паращенко и Ефима Парахина. Все переживали за судьбу товарищей. Однако через несколько дней в полк пришло радостное известие - Паращенко и его штурман находятся на одном из аэродромов 16-й воздушной армии, что в 15-20 километрах северо-западнее [122] кольца окружения вражеской группировки. Нас с Харченко на боевом самолете немедленно послали за ними.

Через полтора часа полета находим полевой заснеженный аэродром. Приземляемся. Еще заруливая на стоянку, увидели стоящих там Паращенко и Сенатора, радостно машущих нам руками.

Не выключая моторов, сажаем их к себе: Сенатора - в мою штурманскую кабину, Паращенко - к воздушным стрелкам. На ходу расспрашиваем, что с ними произошло. Когда возвратились на базовый аэродром, Паращенко рассказал о случившемся с экипажем подробнее.

На цель - скопление окруженных гитлеровцев - вышли на высоте 2500 метров. Сенатору после ночных полетов особенно легко было найти ее и сбросить осколочно-фугасные бомбы. Однако привычное спокойствие экипажа было нарушено. Сразу после разворота стрелок-радист Пашинкин доложил, что сверху приближается звено «мессершмиттов». Началась пальба… Пашинкин сбил истребителя, но и сам вдруг перестал стрелять. Вызываю по СПУ второго стрелка, Гершера, - он стрелял по «мессерам», атакующим снизу. Но вскоре и его не стало слышно. Убиты?! Теперь гитлеровцам легко было расправиться с нами. Оставалось единственное - маневр по курсу и высоте. Иду со снижением - хочется поскорее выйти на свою территорию.

Но фашистские пули еще раз прошивают самолет. На правой плоскости появляется пламя: немецкий истребитель с малой дистанции угодил в бензобак. Пробую сбить пламя скольжением. Но из-за малой высоты сделать это трудно, почти невозможно. Даю Сенатору команду покинуть самолет, а потом сам - уже метров с пятисот - переваливаюсь через борт и, едва успев раскрыть парашют, приземляюсь недалеко от штурмана на заснеженное, изрытое воронками поле. Прячемся в них, свертывая свои парашюты. Сенатор - метрах в пятидесяти, ползет ко мне. Видим столб черного дыма - горит наш самолет. Горит на территории, занятой врагом. Что же делать дальше? Ждем затишья, но оно не наступает. Наконец метрах в ста замечаем наших солдат. Они тоже видят нас и подают сигналы, чтобы мы оставались на месте.

Когда стемнело, к нам подползли два бойца. Они переправили нас к своим. С болью в сердце еще раз посмотрели мы на то место, где сгорел наш самолет с погибшими в нем отважными бойцами - воздушными стрелками Сергеем Пашинкиным и Кубой Гершером, не раз спасавшими нас [123] от атак вражеских истребителей. В неравном бою они пали смертью храбрых.

О судьбе экипажа Парахина в полку стало известно лишь после победы советских войск в Сталинградской битве. Сначала прибыл в часть стрелок-радист Габачиев. Он и сообщил первые сведения об экипаже. Парахин вернулся в полк месяца через два, после лечения во фронтовом госпитале.

Вот его рассказ.

После того, как сбросили бомбы, я стал разворачивать самолет влево, в обход разрывов малокалиберной зенитной артиллерии, стрелявшей по шедшему впереди нас экипажу. Но тут один из зенитных снарядов разорвался прямо в хвосте нашего самолета. Он стал плохо управляемым, не слушался руля поворота. По докладу воздушного стрелка, руль был поврежден вражеским снарядом. С трудом выйдя из зоны обстрела зенитной артиллерии, спешим на свою территорию. Моторы помогают рулям делать разворот, взять нужный курс. Внезапно появляются два неприятельских истребителя и атакуют уже пострадавшую нашу машину. Слышу, стрелок-радист Габачиев из своей пушки дает длинную ответную очередь. Но силы неравные. После очередной атаки противника самолет, потеряв управление, резко пошел вниз. Даю команду покинуть машину. Вижу, как штурман Яков Соломонов выпрыгнул из нижнего люка передней кабины; покинул самолет и воздушный стрелок.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза