Читаем В грозовом небе полностью

В Краснодаре живет генерал в отставке Николай Жуган, в Ялте - полковник в отставке Гали Мазитов. Оба они летали в одном экипаже, оба Герои Советского Союза. В своих беседах с молодежью они рассказывают о том, как в первые, особенно трудные годы суровых испытаний вместе громили врага на подступах к Москве и Сталинграду.

Большую воспитательную работу ведут и другие воины нашего полка.



* * *


За сорок лет, прошедших после войны, во многих городах страны пришлось побывать нам, ветеранам. Но самым памятным был, пожалуй, Челябинск, а точнее - Челябинское училище штурманов, теперь уже высшее Краснознаменное имени 50-летия ВЛКСМ. В 1966 году меня в числе других летчиков и штурманов пригласили на 30-летие училища.

На юбилей приехали выпускники разных лет и, что нас особенно взволновало, бывшие курсанты первых его наборов. Для ветеранов из Москвы и Подмосковья командование Военно-Воздушных Сил выделило специальный самолет. На нем прибыли руководящий состав штурманской службы и ветераны училища: генерал, доктор технических наук, профессор В. И. Кириллов, полковник В. А. Одинцов, тоже доктор, профессор, кандидаты наук, полковники Б. П. Ярунин и М. А. Богуславский.

В училище мы увиделись с его выпускниками, Героями Советского Союза А. Ф. Петровым, А. А. Девятьяровым, В. П. Лакотошем, братьями Паничкиными… В Великую Отечественную войну 37 выпускников училища удостоены звания Героя Советского Союза. Все, конечно, приехать не смогли. Некоторые погибли при выполнении боевых заданий, в тренировочных полетах. Нам довелось присутствовать на открытии монумента в память погибших выпускников. Это была фигура штурмана и вонзившееся в землю крыло самолета…

Волнующие встречи с училищем начались буквально сразу же, как мы прибыли. Наш самолет приземлился на аэродроме, где учились летать, где тридцать лет тому назад получили путевки в авиацию. Тут же крепкие объятия с бывшими однокашниками.

На следующий день - митинг, потом - парад курсантов на том стадионе, где когда-то проходили наши спортивные занятия, состязания. Мы, ветераны, всматриваемся в юные [214] лица сегодняшних курсантов. Неужели и мы были такими же?! Пожалуй, такими же…

Митинг открыл начальник училища. От имени ветеранов слово предоставили мне. С волнением я передал молодому поколению штурманов приветствие курсантов первого выпуска, рассказал про те далекие годы и пожелал отличной учебы, чистого неба.

…Под звуки духового оркестра четким шагом идут сегодняшние курсанты. Вот новобранцы… вот выпускники. Как мужают ребята год от года, становятся увереннее!

Мы осматриваем город, знакомый и в то же время очень изменившийся. Он раздался и вширь, и вверх. Вот площадь, где мы принимали присягу на верность Родине. Она тоже стала лучше. А вот Драматический театр все тот же: небольшой, но красивый и, как помнится, уютный.

…Едем на место старых казарм, где начиналась наша упорная теоретическая подготовка. Но узнаем только одно здание; остальные - деревянные - снесены, и на их месте теперь современные жилые корпуса. Но улица, по которой спешили в город по увольнительным, осталась. Волнения, воспоминания…

Вечером состоялось торжественное собрание, посвященное юбилею. Нам, ветеранам, вручили памятные сувениры. На товарищеском ужине мы поднимали бокалы за нашу встречу, за то, чтобы небо больше не было грозовым.

…В курсантской казарме я с волнением подошел к койке, которая тридцать лет тому назад была моей. А рядом - койка Сергея Глинского, с которым мы в конце дня делились обычно впечатлениями… Теперь возле нее стоит подтянутый курсант, будущий штурман. Подходят еще ребята, и начинается волнующая беседа. Волнующая и для молодых, и для ветеранов.

В училище есть аллея героев. В память о посещении ее мы посадили несколько молодых лип.

Вот и прощание. От души надеемся, что не навсегда. Наступит и другой юбилей. Каким-то он будет?



* * *


Не менее волнующим событием за эти годы была встреча с моим боевым командиром Степаном Андреевичем Харченко. 1969 год. Он уже несколько лет в запасе, живет на Украине, в г. Нежине. Я в то время служил и, возвращаясь из командировки, решил (это было по пути) проведать боевого товарища, с которым не виделся лет пятнадцать. [215]

Прямо с вокзала позвонил ему на работу. Степан Андреевич, как мне было известно, после увольнения в запас работал начальником управления пищевой промышленности города. Может ли быть профессия более мирной?!

- Слушаю. Харченко, - раздался голос в трубке.

- Угадай, кто с тобой говорит, - решил я заинтриговать его.

В трубке - минутное молчание. Потом Степан назвал имя, еще какое-то… «Не то, не то», - отвечал я. Когда же сказал свою фамилию, в трубке раздался радостный крик…

…Вспоминалось многое. Как сотни раз вместе летали, рисковали, как смотрели смерти в глаза и, выйдя победителями, радовались…

На другой день он повел меня по своим «объектам». Мукомольный цех, колбасный, кондитерский, винный… Все за день не обойдешь - цехи разбросаны по всему городу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза