В гвардейской семье

Вылетаем. Нас прикрывает наряд из четырех «яков». Подходим к цели шестеркой, перестраиваемся в

правый пеленг. Впереди блеснула голубая лента. Днепр! Учащенно забилось сердце. Вот он, древний

Славутич!

Прямо по курсу — тонкая темно-серая полосочка, словно бы стягивающая днепровские берега: это

переправа. Расстояние быстро сокращается. Вот уже нас «встречают» вражеские зенитки: тут и там

вздуваются темные шапки разрывов.

— «Коршуны», атакуем! — слышу голос нашего комэска. И тотчас же вся шестерка устремляется в пике.

Бомбы сброшены. Разворачиваемся влево...

Мне видно, как по обе стороны той узкой полосочки взлетают белые всплески. Это бомбы разорвались в

воде. А переправа цела.

Кривошлык ведет группу на второй заход.

— Командир! Справа «лапотники»! — предупреждает меня Малюк.

Смотрю вправо — пикировщики Ю-87, вытянувшись цепочкой, идут в кильватерном строю. «Спешат

бомбить наши войска! — думаю я. — А что, если развалить их строй?!» — возникла дерзкая мысль.

— «Коршун»-ноль три, я — ноль четыре. Разрешите атаковать «юнкерсы»? — запрашиваю ведущего.

— Разрешаю парой! — отвечает Кривошлык.

Приближаюсь вместе с ведомым к «лапотникам», принимаю решение атаковать прежде всего флагмана.

Несколько секунд — и он уже в прицеле. Даю длинную очередь из пушек и пулеметов. Ведущий

«юнкерс» «клюет» носом и, переваливаясь через левое крыло, падает. Расчет оказался верным: как только

исчез флагман — строй тут же рассыпался.

В то же мгновение я услышал позади пулеметную очередь. Это стреляет Малюк и «комментирует»:

— Ось так тебе, сатана! Ще одын готовый, товарыш командир!

— Молодец! — кричу Малюку. — Поздравляю! Это у тебя уже третий, кажется?..

Вместо ответа — новое предупреждение:

— Обережно, командир: появились «мессеры»! [86]

Значит, «юнкерсы» шли под прикрытием. Где же истребители?

Осмотрелся — не вижу их. А четверка наших штурмовиков уже выходит из атаки. Темная полосочка на

голубом фоне исчезает — она уже выглядит иначе: на том и другом берегу заметны только черточки, а

между ними будто кто мелком провел. Этот белый след — буруны: вода устремилась в прорыв, бурлит, пенится. Отлично! Значит, бомба угодила точно, и переправы больше нет!

Спешу пристроиться к группе. И тут замечаю, что два «мессершмитта» идут на нашего командира.

Кривошлык в опасности. Выжимаю из «ильюшина» все, на что он способен, иду на сближение с

противником, чтобы сорвать его атаку.

Я как бы слился с самолетом. Он словно понимает меня, круто задирает нос, идет вверх. В прицеле —

красный кок «мессера». Беру упреждение, даю длинные очереди из пушек и пулеметов. «Мессер» как-то

странно мечется из стороны в сторону, затем, накренившись и дымя, идет спиралью к земле. Второй

«мессер» предпочел ретироваться.

Я ликовал: шутка ли — на штурмовике сбить истребитель! Еще два «мессера» сбили наши «яки».

Итак, переправы у фашистов уже нет; недосчитают они сегодня два Ю-87 и три «мессера»! Мы в полном

составе возвращаемся на свой аэродром. Сажусь, заруливаю на стоянку. Только спрыгнул с крыла на

землю, вижу — майор Кривошлык идет. Он молча, по-отцовски обнял меня, прижал к себе:

— Выручил ты меня сегодня... Я и не видел «мессеров». Да и стрелок их не заметил вовремя. А они с

хвоста зашли... Спасибо, Анатолий!

— Да что вы, товарищ майор! Я ведь долг свой выполнял, по уставу действовал.

— Верно, по уставу. Но не каждый действовал бы так решительно и смело, — заключил он.

На разборе командир полка дал нам высокую оценку, особенно отметил наш экипаж: за этот день наш

штурмовик уничтожил три вражеских самолета. Малюк сиял: командир похвалил его за смелость и

меткий огонь.

После разбора начинаем расходиться, но тут подходит [87] ко мне замполит майор Иванов, поздравляет с

успехом, крепко жмет руку, просит зайти к нему.

— Вот о чем хотел бы с вами поговорить, Анатолий Константинович, — начал Иванов, когда я зашел к

нему. — Что вы думаете о вступлении в партию?..

Я хорошо знал нашего замполита. Он умел заглянуть человеку в душу, был неплохим психологом и

изучил каждого воина. Знал я также, что майор Иванов любит вести разговор начистоту.

— Думал, товарищ майор! — отвечаю. — И не раз. Но считаю, что не созрел еще носить партийный

билет: молод, да и боевых побед на моем счету маловато.

— Не в возрасте дело, Анатолий Константинович. И в боях вы уже себя хорошо показали, — ободрил

меня Иванов.

Я шел от замполита окрыленный, в приподнятом настроении: майор Иванов сказал, что верит в меня, пожелал новых боевых успехов.

2.

И снова день, и снова боевые вылеты следуют один за другим.

Три вылета прошли нормально. В четвертом изрядно досталось моему «ильюшину» от вражеской

зенитки! Но домой дотянул, сел. Не успел выключить мотор, как на крыло вскочила Саша Чиркова.

Кричит мне:

— Скорее, командир!

Открываю фонарь, Саша улыбается и протягивает мне заветный треугольник. Можно себе представить

мое состояние: первое письмо! За все время пребывания на фронте я еще ни от кого ни единой весточки

не получил. И вот...

Пытаюсь разобрать почтовые штемпели — ничего не получается. То ли рука от волнения дрожит, то ли