В гвардейской семье

— не пойму: то ли цистерны, то ли танки, то ли сама железнодорожная станция. Все время посматриваю

на хвостовой номер командирской машины — не оторваться бы от «Бика» (такой позывной у

Бикбулатова). [25]

Самолет ведущего как бы неохотно переваливается на левое крыло и входит в пике. Впереди —

буквально перед носом — промчался самолет Игоря Калитина. Отвожу от себя ручку — повторяю

маиевр, дважды нажимаю кнопку бомбосбрасывателя, и четыре «сотки» летят вниз. Вижу внизу разрывы.

Бикбулатов повторяет заход. Я — за ним.

— «Коршун»-ноль три{5}, не отставай! — слышу голос командира.

Машина вздрагивает — веду огонь из пушек и пулеметов. Стреляю длинными очередями, неприцельно

— никак не удается распределить внимание. Слишком за многим нужно следить: ведущий — цель —

зенитки — огонь... Справа и слева от меня огромными птицами стремительно проносятся самолеты.

— «Коршуны!» Конец атаки! — передает командир нашей группы.

Но где же мои товарищи, шедшие в третьей шестерке? Где «Бик»? Попробуй, разберись! Что скажет

командир? Эх, слепой... Растерялся!..

Пристраиваюсь к впереди идущему самолету. Присмотревшись к хвостовому номеру машины,

обнаруживаю, что это не самолет «Бика». Да и окраска у него несколько иная, чем у наших машин.

Сверяюсь по компасу. Так и есть: отклонился от курса! Выходит, «потерялся», пристроился к другой

группе.

Отхожу в сторону и беру приблизительный курс. Вскоре замечаю знакомый ориентир и облегченно

вздыхаю. Ну, конечно же, — наш аэродром!

Вдруг завибрировал двигатель. Упали обороты. В чем дело?.. Пока я поспешно ищу разгадку, земля

неумолимо приближается. Для принятия решения остаются считанные секунды. Надо немедленно

садиться! Но на посадочную полосу нельзя: нарушу порядок, помешаю другим самолетам.

Выбираю площадку в стороне, резко отвожу ручку — увеличиваю скорость.

Тут же начинаю считать секунды. Шасси — на выпуск!.. [26]

Удар. «Ильюшин» подпрыгнул, завис в воздухе, снова коснулся земли колесами — и покатился по полю.

— Командир! — слышу тревожный голос Малюка. — Позади дым!..

Машина движется несколько десятков метров и замирает на месте. Стремглав выскакиваю из кабины, Малюк — тоже. Он тут же начинает бросать землю на горящий мотор. Спешу ему на помощь. Подбегают

механики и мотористы с огнетушителями, сбивают пламя.

Спасибо товарищам — спасли самолет! На душе горько. Вконец расстроен: ведущего потерял, от группы

отбился, мотор сжег...

У самолета появляются полковой инженер капитан Клубов и техник нашей эскадрильи старший техник-

лейтенант Дмитрий Одинцов. Осматривают машину, что-то говорят между собой. О чем — не пойму: мне сейчас попросту не до них.

Потом улавливаю:

— Ничего страшного! — говорит капитан Клубов. — Отремонтируем самолет. Главное — люди целы, живы, невредимы...

— Не отчаивайся, дружище! — улыбнулся он мне, желая хоть как-нибудь подбодрить. — Машину всегда

можно починить, а вот летчика...

Клубов не закончил фразу. Но смысл ее был понятен. И в его тоне, и в том, как он, слегка подтолкнув

меня, сказал: «Иди, докладывай командиру о полете, а о машине я сам доложу!» — было столько

отцовского, что я даже опешил, не зная, что ответить Клубову, и направился на КП.

Подхожу к командиру звена. На меня в упор нацелены его широко раскрытые темно-карие глаза. «Бик»

резко бросает мне:

— Докладывайте!..

— Товарищ лейтенант! — вскинул руку к шлемофону. — Задание выполнил, но...

Лейтенант прервал меня:

— Что «но»? «Но», «но»! А вы знаете, что оставили ведущего над целью без прикрытия, что самолет

свой сами же и довели до такого состояния? А еще «Коршун» позывной! Не коршун, а коза бесхвостая!..

Последние слова больнее всего задели меня. Я вспыхнул, но сумел сдержать себя: уставом не

предусмотрено [27] оправдываться в подобном случае. Тем более, что «Бик» был прав. Но вот к чему тут

коза, да еще бесхвостая?!

А «Бик» долго бушевал, строго отчитывал меня и наконец сказал:

— Можете идти! Советую подумать хорошенько над тем, что вы сегодня натворили и какими подвигами

«отличились»...

Я не знал, куда девать себя. Усталый и расстроенный, побрел за пригорок, снял шлемофон и прилег на

траву. Уединившись, я несколько раз анализировал случившееся. И пришел к выводу: никто меня больше

не выпустит в полет, не возьмет на боевое задание!..

Глаза глядели ввысь, в чистую, прозрачную глубину неба. Слева медленно наплывала гряда белых

облачков. И мне вдруг вспомнилось такое же синее небо над головой в другом месте — близ

Краматорска.

...Тысяча девятьсот сороковой год. Лето. Мой инструктор Нужный — бывалый, опытный летчик, участник боев на Халхин-Голе — после двух контрольных полетов на У-2 разрешил мне лететь

самостоятельно.

И вот я поднимаю У-2 навстречу солнцу. Странно как-то — в передней кабине нет инструктора! Рокочет

мотор. Я испытываю радостное волнение: подчинил своей воле, своим рукам машину, обрел крылья, победил стихию! Отныне небо — мое!..

Все шло хорошо, пока после четвертого разворота я не повел самолет на снижение. Стремительно

набегает земля, а я чего-то жду. Выравниваю самолет, планирую, но забываю дать обороты мотору. В