В.И. Ленин. Полная биография

1, 3, 4, 5, 9, 10 июня листки выходили вновь, иногда по 2–3 в день. Они обращались не только к стачечникам, но и к рабочим тех предприятий, которые не бастовали, с призывом о сборе денег для поддержки ткачей. И почти в каждой прокламации рабочим советовали держаться дружно, не производя ни беспорядков, ни буйств, которые были бы на руку лишь полиции. И выдержанность рабочих действительно поражала всех.

«Забастовка, – пишет Сильвин, – возникла не по инициативе “Союза борьбы”, а была организована всецело самими рабочими, инициативные группы которых переходили с одной фабрики на другую…» Но царские чиновники справедливо заметили, что «быстрота распространения волнений. единство требований, наконец, необычайное внешнее спокойствие массы при этом брожении – все это указывало на то, что стачки возникли на почве, подготовленной предшествовавшей преступной пропагандой среди рабочих»³³⁷.

В эти дни все «товарищи наши, – продолжает Сильвин, – работали не покладая рук и не только распространяли листовки, встречаясь с отдельными рабочими в трактирах, на кладбищах, в скверах и т. п., но, надев рабочие блузы, иной раз вымазав лицо сажей, шли в самую гущу рабочих на их импровизированные сборища и собрания. Работа велась дружно; на этой работе и произошло фактическое объединение с нашим “Союзом борьбы” всех до сих пор отдельно работавших групп, группы Ленгника с его товарищами, остатков тахтаревской группы (Катин-Ярцев), глазовской группы. Все они распространяли наши листки и координировали работу своих агитаторов с нашими»³³⁸.

В российской прессе о стачке не печатали ни единой строчки. Но повсюду – в чиновных кругах и светских салонах, в трактирах и на улицах – только о ней и говорили. По просьбе «Союза» Потресов написал обращение «К русскому обществу» с призывом к пожертвованиям. «Это, – говорилось в листовке о забастовках, – стремление вперед из тины застоя, это – подымающаяся волна сознательной или становящейся сознательною массы, призванной смести нашего общего врага – самодержавие»³³⁹.

Пресса Англии, Франции, Германии, Австрии, Швейцарии давала о стачке самую подробную информацию. В Англии сбор пожертвований начало «Общество друзей русской свободы», во главе которого стояли эмигранты-народники Н. Чайковский и Ф. Волховский. Откликнулись английские тред-юнионы. Собранные деньги, вместе с «Адресом английских рабочих», подписанным лидерами социалистических партий и профсоюзов, переслали в Россию. И позднее – вместе с ответом, составленным Потресовым, – «Союз» опубликовал «Адрес» листовкой.

10 июня градоначальник, генерал-майор Клейгельс, как бы заимствуя методы «Союза», расклеил по фабричным районам листки, требовавшие прекращения забастовки и обещавшие рабочим, что «жалобы, подлежащие удовлетворению согласно закону, будут удовлетворены немедленно». А в беседах с рабочими, обращаясь к их патриотическим чувствам, он говорил: «Успокойтесь, подумайте, что царю надо возвращаться домой. Как же он въедет в бунтующую столицу?» Но увещевания не помогали, и, сдирая генеральские листки, стачечники посмеивались: «Наши – то есть прокламации “Союза” – лучше».

Тогда на окраины двинули полицию и казаков. «Около 5 часов утра, – рассказывал рабочий фабрики Кожевникова, – во двор дома № 12 по Воронежской улице, где помещается около четверти всех рабочих Кожевниковской фабрики, пригнали массу жандармов и полицейских с дворниками. Околоточные, в сопровождении городовых и дворников, стали ходить по квартирам и таскали с постели. Раздетых женщин брали с постели от мужей… Таким образом, полицейские разбудили и выгнали из дома большую половину его жильцов. Впрочем, большая часть попряталась, кто на чердак, кто в ватерклозет. Несмотря на то что на фабрику под руку водили, всего удалось загнать туда человек 20, и те с 8 часов утра ушли все до единого»³.

Лишь к 18 июня стачка улеглась. «Рабочие всюду вновь вернулись к своим станкам, но уже не теми, какими от них отошли. За время стачки рабочим пришлось столкнуться с правительством лицом к лицу, и столкновение не прошло бесследно. С одной стороны, “увещевания”, подкрепляемые угрозами, с другой стороны, крутые меры, применяемые к мирным забастовщикам, производили настоящую революцию в головах даже наименее сознательных и наиболее забитых рабочих, заставляя их задуматься над вопросом, кто их действительные друзья и защитники их интересов и кто их угнетатели и враги… Тем, чем раньше интересовались лишь единицы и десятки, теперь стали интересоваться тысячи»³⁴⁰.