В якутской тайге

«По моем приезде численность всех партизанских[7] отрядов оказалась в 82 человека, — писал полковник.

На следующий день я занял тракт Чурапча — Амга. Два часа с Д. И. Следовым уговаривали Протасова, который ни за что не хотел перебросить отряд из своего наслега. Тогда я собрал весь отряд, сказал, кто я, кем и для чего сюда послан, что под Амгой идут бои и что нам надо готовиться к выступлению.

Обвешанные патронами, молодцеватого вида партизаны дали мне полную уверенность в том, что с ними можно дело сделать. Но как только они узнали о переброске отряда, то сразу начали ходить с кислыми минами и совершенно неожиданно для меня начали просить уволить их, мотивируя усталостью и домашними обстоятельствами. Егор Аммосов заявил, что поступал в отряд как наслежный милиционер, и воевать не желает.

Только после моего категорического заявления, что увольнения генералом запрещены, я смог отправиться на фронт. Отряд уже не имел никакой силы, а по внешнему виду представлял толпу.

В это время везде и всюду якуты только и говорили о событиях в Сасыл-сысы и что из Якутска движутся на Амгу крупные силы противника. Кем-то распространялся слух, что красных около тысячи человек.

Принятые мною меры к опровержению этих слухов цели не достигали, так как Д. И. и А. И. Слепцовы заблаговременно убрались — первый еще 16 февраля к Ракитину, а второй 20 февраля удрал к красным. Остался один Протасов.

22 февраля, на рассвете, красные — 250 человек при одном орудии — выступили из Чурапчи на Амгу. Моя застава очистила дорогу, и только пять человек дрались до последнего, и все погибли.

Я послал с донесением генералу Ракитину поручика Токарева, который был захвачен красными.

После этого заявления об увольнении стали более настойчивыми. Тот же Егор Аммосов в присутствии партизан и Протасова бросил мне винтовку и патроны и заявил, что больше служить не будет.

Я его арестовал, но пример его оказался заразительным, на другой день из 2-й роты ушли около 25 человек.

23 февраля, около 10 часов утра, мне сообщили, что показалась колонна всадников около 50 человек, которые спешиваются.

Обливаясь потом, таща каждого буквально за рукав, я разместил партизан на позиции и с пятисот шагов открыл огонь по наступавшему противнику, который в свою очередь открыл огонь из кольта и шоша.

Чтобы ликвидировать угрозу с правого фланга, я решил отвести вправо, на очень хорошую позицию имевшийся у меня резерв в 14 человек. Скомандовал: «За мной, бегом!» — и под пулеметным огнем мы перебрались и залегли за балбахами.

Только тогда я увидел, что со мной только один переводчик, а все остальные якуты садятся на коней.

Мне с переводчиком путь отступления уже был отрезан уничтожающим огнем, а лошади мне мои подчиненные не соблаговолили оставить. Однако красные дальше не пошли, и я пролежал до вечера в снегу, потом пришел в юрту и хотел догнать свой отряд, но не знал, где он, да и якуты стали совсем другими; нарочным никто ехать не желает, лошадей, говорят, нет и о положении на фронте никто ничего не знает».