В янтаре (СИ)

Голос спросонья хриплый совсем, дребезжащий, и он сердито кашляет, пытаясь вернуть себе прежний строгий образ. Силко тянется к стоящей рядом керосиновой лампе, спичка быстро чиркает по боку коробка, плюется искрами. Темноту разгоняет неровный бьющийся свет, и во всполохе Силко видит, как Джинкс забивается в угол. Запутавшаяся в одеяле, растрепанная, она в ужасе глядит… на него?

— Все в порядке, — говорит Силко, видя, что она реагирует на голос.

И не может придумать, что еще сказать. Как успокаивают детей?

Он медленно понимает, что могло напугать девчонку: его глаз, пылающий в темноте. Янтарный глаз не закрывался, даже когда Силко беспробудно спал. Он пытается представить, каково было Джинкс проснуться из-за очередного рывка кошмара, сонно обвести взглядом комнату… и увидеть хищно поблескивающие искры, как будто в темноте приготовился для броска какой-то жуткий зверь.

Силко не должен был засыпать, но усталость сморила. В последние дни он не спал — он вообще забыл, когда спал после смерти Вандера. Проще было заниматься чем-нибудь, заставляя себя что-то делать, кому-то писать, с кем-то говорить, оттачивая мастерство переговоров, состоящих из одних угроз. Силко чувствует себя старым и больным — и неудивительно, что сон его догоняет.

Он садится на край кровати, что-то говорит. Слова не важны, просто нужен голос — разумный, успокаивающий. Силко хорошо умеет притворяться, поэтому выбирает для Джинкс самый мягкий тон, на который способен. Девчонка понемногу перестает дрожать.

Она подтягивается ближе, под бок. Силко неумело проводит по спутанным волосам — и отстраненно думает, что они и правда выглядят, как какое-то птичье гнездо. Ненадолго встав, он находит в ящике стола старый деревянный гребень; один зубец с краю отломан, но это ничего, не страшно… Ночью все кажется каким-то рассеянным и успокаивающим. Свет от керосинки, сам Силко, его осторожные движения, когда он начинает распутывать волосы Джинкс.

Та не бросается на него с воплями, а тихо плачет, пока Силко ее расчесывает.

Потом он узнает, что раньше Джинкс стригла и причесывала сестра. Говорит о Вай она с трудом, будто не хочет вспоминать — или потому что верткие мысли от нее ускользают, и Джинкс яростно трясет головой, путается в словах, начинает заламывать пальцы. Силко обрывает рассказ — ему и так все ясно. Хотя он цинично думает, что эта Вай была не так уж хороша в стрижке, потому что нахохлившаяся Джинкс выглядит странно с этой неровной, клочковатой прической везде разной длины.

— Почему у тебя глаз не закрывается, когда ты спишь? — спрашивает Джинкс, и это ощущается верно: правда за правду.

— Лицевые нервы повреждены, — честно говорил Силко, с досадой думая, что ребенок, наверное, ничего не поймет.

Он пытается улыбнуться; не обычной своей мерзкой полуухмылкой, которую он приберегает для врагов и обреченных на смерть людей. Широко, обычно улыбнуться, чтобы Джинкс увидела, как перекособочится лицо: одержимо скалящаяся человеческая половина и безучастная и мрачная — чудовищная. Но Джинкс тихо хихикает, как будто видит что-то забавное, и Силко забывает, что хотел сказать.

С тех пор он причесывает Джинкс, проклиная ее вечно путающиеся волосы. А стричься она не дается, и Силко думает, что если подойдет к ней с ножницами, то Джинкс, пожалуй, воткнет их ему в горло…

Но волосы отрастают, свисают прядями ниже лопаток, и Джинкс приходится все время трясти головой, чтобы видеть хоть что-нибудь. Силко радуется, что на смену тому времени, когда она пыталась спрятаться за завесой синих локонов, приходит неудержимая деятельность: Джинкс пытается изобретать, рисовать, делать игрушки и еще черт знает что — и, конечно, ей мешают волосы.

Силко предлагает завязать их в косу, и Джинкс не сразу, но соглашается. Он старается выглядеть уверенно и спокойно, хотя никогда в жизни не плел косы; впрочем, теория звучит до того просто, что Силко кажется: человек, который сумел оплести своей сетью весь Заун, теперь простирающийся у его ног, прикованный наркотиком или долгами, сумеет как-нибудь разобраться с детской прической.

Коса получается немного кривая, но вполне приличная. И с каждым разом — все лучше.

— Есть такая сказка — про принцессу, которая жила в башне, — рассказывает как-то Силко. — Она не стриглась тоже, и у нее волосы отросли так, что косу можно было сбрасывать до самой земли из окна…

— И что случилось потом? — Джинкс с жадностью хватается за историю, блестит глазами. Сдается Силко, ей редко рассказывали сказки в детстве — как-то не до того было. Как и всем в этом проклятом городе.

— Не помню точно, что там случилось… Наверное, ее нашел какой-нибудь принц и забрал из башни. И жили они долго и счастливо.

— Ужасно, — кривится Джинкс. — Я надеялась, что она сбежала и стала самой крутой разбойницей!

Силко тихо посмеивается, а руки действуют за него, легко перебрасывают синие пряди — на две тонкие косы.

— Я слышала, что тебя называют королем Зауна. — Силко хмыкает: как его только не называют. Но Джинкс неуемно продолжает: — Получается, я — принцесса?