В «игру» вступает дублер

Он несколько секунд смотрел на Игнатова, как будто изучая его, и, догадавшись, в чём дело, попросил:

— Пожалуйста, товарищ майор, не сообщайте о моём состоянии по инстанции… Меня могут отстранить от разведки, а этого делать никак нельзя. Особенно сейчас. Анна, — голос его дрогнул, — Анна говорила: бездеятельность — самая несносная форма существования… Она мне не подходит, эта форма.

Игнатов видел перед собой прежнего Зигфрида, глаза которого вновь обрели зоркость, ясность, решимость, хотя и таили где-то в глубине тягостную боль.

— Обещаю, — сказал Игнатов, понимая, что только дело, постоянная угроза опасности помогут Зигфриду заглушить боль: все они обретали силы через потери.

Потом они вышли и все вместе постояли под сосной, где холмик едва возвышался над землёй.

— Я её похороню рядом с матерью, — пообещал Петрович.

— Спасибо, отец.

Зигфрид стоял и думал, как странно складывается его судьба. Он любил двух женщин, и обе они погибли. И кажется, уже не осталось сил для любви. Только для борьбы. Потому что для борьбы нужна ненависть к врагу. А он полон ею до краёв.

— Наши в городе! — донеслось ещё издали, и Зигфрид увидел, как торопится к ним Василий с радостной вестью. — Всё! Ни одного фашиста, только пленные! А на площади уже митинг. Народу собралось! На окраине ещё бой шёл, а на площади — митинг!

Зигфрид повернулся к Игнатову и тихо сказал:

— Лучшего помощника я бы не желал.

— Побеседуем, — пообещал майор.

Когда группа оперативного состава комитета госбезопасности разместилась в отведенном ей доме, к дежурному обратилась пожилая женщина и сказала, что ей необходимо видеть Игнатова. Войдя в кабинет, спросила:

— Вы товарищ Игнатов?

Майор утвердительно кивнул.

— Так и есть, всмотревшись в него, сказала посетительница. — Нам вашу фотографию в гестапо показывали. На допросах допытывались, кто вас знает. Меня Марией Максимовной зовут. Мы в одной камере с Анной Вагнер сидели. Меня отпустили, а всех остальных расстреляли.

И Мария Максимовна рассказала обо всём, что произошло в тюрьме, передала просьбу Анны. Когда она ушла, Игнатов пригласил к себе Зигфрида, пересказал всё, что услышал от женщины. Потом вроде как подытожил:

— Итак, карьера художника Ларского кончилась. Хочешь стать коммерсантом?

— Если нужно…

— Нужно. Иди к Виталию Ивановичу, он всё и расскажет. Ровно в двенадцать ты должен быть у него.

До беседы с генералом оставалось чуть больше часа. Зигфрид решил немного пройтись по городу. Он кружил по улицам, терзаемый противоречивыми чувствами: не хотел возрождать горькую память печальным зрелищем, и в то же время его неодолимо тянуло к месту, где ещё совсем недавно стоял дом Вагнеров. После долгих колебаний Зигфрид всё-таки пошёл в Почтовый переулок и стоял, глядя на обгоревшие развалины. Он явственно, как будто наяву, услышал голос Анны, читавшей стихи своего любимого поэта, восточного лирика и философа Омара Хайяма:

Откуда мы пришли?
Куда свой путь вершим?
В чём нашей жизни смысл?

«В чём нашей жизни смысл?»… Много тысячелетий бьётся человечество над этим вопросом, мучается в поисках истины. Ответить на него словами, наверное, невозможно. Надо просто прожить жизнь, даже такую короткую, как Саша, как Анна. А ответ на извечный вопрос, переходящий из поколения в поколение, найдут потомки, которые скажут: «Они жили и умерли для того, чтобы мы были счастливы». Зигфрид глянул на часы — через пятнадцать минут нужно быть у генерала. Он кинул последний взгляд на развалины и быстро пошёл по переулку, затем свернул на бульвар, думая и чувствуя только одно: за все свои, за все наши потери он будет мстить беспощадно.

Генерал, приветствуя входящего Зигфрида, поднялся из-за стола, пошёл ему навстречу.

— Как чувствуете себя, Олег Сергеевич? — спросил Панов.

Зигфрид едва заметно вскинул брови: генерал назвал его по имени, о котором он и сам уже почти забыл, прочно вжившись в два своих псевдонима. Хотел ответить, что самочувствие у него хорошее, но, подумав секунду-другую, сказал твёрдо:

— Готов к очередному заданию.

— Это хорошо. Поздравляю вас с присуждением очередного звания: вы теперь капитан.

— Служу Совет…

— Да вы садитесь, капитан Серов, — перебил его генерал. — Конечно, ещё послужите. И задание будет, как всегда, не из лёгких. Вы всерьёз занимались немецким языком?

Зигфрид слегка побледнел при косвенном упоминании об Анне, но ответил по-прежнему твёрдо:

— Вполне. Я и до этого его немного знал, а теперь могу объясняться достаточно свободно.

— Вот именно это и потребуется коммерсанту фирмы «Штерн».

— «Штерн»? — переспросил Олег. — «Звезда»?

— Да, есть такая фирма в Бонне, имеющая своих представителей в крупных городах оккупированных немцами стран. Скупает и перепродаёт художественные ценности. На нашей территории тоже. Отступая, немцы грабят наши музеи, художественные мастерские, частные коллекции… В общем, увозят культурные ценности. Мы должны их уберечь. Вы знаете толк в живописи и вполне подходите для работы в этой фирме.

— Где же я буду её представлять?

— Пока в Киеве.