В июне тридцать седьмого...

Пришла моя любимая кошка Кнопа. Представьте себе: шестицветная, легко запрыгнув на письменный стол, разлеглась под зелёным металлическим колпаком лампы, посматривает на меня, ждёт, когда я включу свет, — у неё здесь, среди милых безделушек, которые накапливались годами, бумаг, книг, газет и журналов, своеобразный солярий.

Сейчас, Кнопочка, сейчас...

Вот так мы с ней вместе и работаем: она, растянувшись и жмуря глаза от удовольствия под электрическим теплом, еле слышно мурлычет, а я, вытесненный на край стола, копаюсь в своей рукописи.

Собирался с утра поехать в центр погулять по Александровскому саду, пройти к храму Христа Спасителя, в котором уже идут отделочные работы, и наружные и внутренние, теперь это мой любимый прогулочный маршрут. Не собрался. Нездоровится немного.

Вот интересно! Если бы мой трагический герой возник из небытия и сейчас, немедленно, оказался в современной Москве, — он бы поверил в реальность происходящего? Сияющий золотом купол храма Христа Спасителя (который они взорвали) в снежной замети и ярких, праздничных лучах прожекторов, колокольный звон Ивана Великого в Кремле, торжественные предрождественские службы в кремлёвских церквах; через Тверскую (опять, опять Тверская! а не улица имени революционного Буревестника...) — огромный плакат: «С праздником Рождества Христова!» Сверкающие нарядные витрины магазинов, невиданное красочное изобилие на прилавках, никаких очередей... (Наши современные коммунисты не без ехидства говорят: «Пережили господ, переживём и изобилие»; следует добавить: и обратно, в социалистические бараки, где хоть и рабская, но гарантированная пайка.) Рекламы зарубежных фирм, и преобладают среди них американские. Банки, фасады частных офисов... Капитализм? Проклятый капитализм вернулся?

Нет! Нет... Всё совсем не так. Стопроцентно не так! Не знал подобного, современного «капитализма» «пламенный революционер» Григорий Каминский...

Как важны, необходимы — смертельно необходимы! — для новой России, свободной, демократической, которая сейчас рождается в муках, — историческая память, исторические знания, историческое мышление.

С этой целью — без осмысления отечественной истории мы Иваны, не помнящие своего родства — и написан исторический роман, который вы только что начали читать. Определение условно — затрудняюсь обозначить жанр предлагаемого на ваш суд сочинения; не теряю надежды: моими читателями будут прежде всего молодые...

В наши дни достаточно часто можно услышать — и от учёных мужей со всяческими степенями в том числе, — что Октябрьская революция явилась всероссийским и всемирным бедствием (и с этим я согласен), что если бы большевики не узурпировали власть, разогнав Учредительное собрание, и революционные преобразования в начале двадцатого века в России закончились бы отречением Николая Второго от престола и февралём 1917 года, то есть победой буржуазной революции, — сегодня, в конце второго тысячелетия от Рождества Христова, мы были бы самой могущественной, процветающей и свободной страной в мире.

Что ж, может быть. Вполне может быть. Но...

Во-первых, история не знает согласительного наклонения.

Во-вторых. В России в 1917 году революция — именно Октябрьская, «пролетарская», «социалистическая» — была, увы, неизбежна. Кажется, вождь мирового пролетариата в ту судьбоносную пору сказал: «Россия беременна пролетарской революцией». Что же — ещё раз, увы, — прав был Владимир Ильич, никуда не денешься: беременна, и именно этим дитятей-монстром. И — это уже третье увы — повивальной бабкой у разрушительной, смертоносной революции (когда она переросла в гражданскую войну) могла быть только одна сила — крайне левоэкстремистская, целеустремлённая, спаянная железной дисциплиной марксистская («экспроприаторов экспроприируют») партия большевиков. Да, уже тогда в руководстве ленинской партии и вокруг него было немало политических авантюристов с уголовным прошлым. Но на первых этапах «борьбы» за власть эта их суть была глубоко сокрыта. Всему своё время, господа.

А сейчас — пока — давайте рассмотрим три тезы, определявшие тактику большевиков в России к марту 1917 года, когда молодой, совсем ещё молодой Григорий Каминский (двадцать один год!) приезжает в Тулу по заданию Центрального Комитета Российской социал-демократической партии (большевиков) — с целью восстановления в славном городе оружейников ленинской фракции в местной социал-демократии, разгромленной властями в начале первой мировой войны. Он везёт с собой три тезиса «программы действия» большевиков.