В Институте Времени идет расследование (С иллюстрациями)

Я все еще надеялся, что Линьков не пойдет, пустит меня одного к Ленечке. Но Линьков не понял моих намеков — может, не захотел понять. Он помолчал, уткнувшись в блокнот, а потом спросил:

— Какие взаимоотношения были у Чернышева с Левицким?

Мне не очень хотелось об этом говорить, но что поделаешь!

— По-всякому было, — угрюмо буркнул я. — Раньше мы одну работу совместно с Чернышевым вели, и тогда Аркадий к нему вроде хорошо относился… Но последние месяца три они даже не разговаривали. Аркадий на конференции слишком уж резко отозвался об эксперименте, который предложил Чернышев. Ну, и Чернышев обиделся.

— А кто из них был прав?

— Оба.

Это правда. Расчеты Ленечка сделал безупречно, но практически такое поле в камере долго не удержишь. Теоретически предсказать это нельзя; только Аркадий, который на устойчивости собаку съел, смог это почувствовать, и то не логикой, а скорее интуицией.

— Чернышев, наверное, растерялся, обиделся, не смог четко ответить?

— Да, примерно так. Он не за себя обиделся, конечно. Но этот эксперимент был для него очень важен, и он ожидал поддержки, а выступление Аркадия было для него полной неожиданностью. Он здорово растерялся. Аркадий, по-моему, сам потом жалел, что наговорил лишнего.

— Ну ладно, — сказал Линьков, поглядев на часы. — Скоро час. Я вас все же здорово отвлекаю разговорами. Пойду-ка я позвоню начальству, то да се… К трем я вернусь, и, если вы уже освободитесь, мы пойдем к Чернышеву.

И Линьков удалился, аккуратно и бесшумно прикрыв за собой дверь.

Версии, версии, вагон версий…

— Я вас по всему институту ищу! — закричал Эдик Коновалов, увидев Линькова. — Передали вам?

— Передали… — Линьков тяжело опустился на стул. — Слушаю вас.

— Одну идею я тут обмозговал! — радостно сообщил Эдик.

Линьков содрогнулся. Идеи размножались с нарастающим ускорением. Вчера — Темин, сегодня утром — Стружков, теперь уже и Коновалов. Версии, версии, вагон версий, а фактов кот наплакал.

— Что ж, излагайте, — сказал он обреченно.

— Додумался я, — торжественно заявил Эдик. — Не с того конца мы с вами начали!

— Правда? — вежливо удивился Линьков. — С какого же именно конца следует начать?

— Я считаю, что необходимо в основном Стружковым заняться! — так же торжественно провозгласил Эдик.

— Что? — поразился Линьков. — Стружковым?

— Непременно и в срочном порядке! Сейчас я вам изложу соображения. Я, главное, факты все проанализировал, сопоставил, как вы советовали, — тут он с уважением поглядел на Линькова. — Насчет фактов это вы очень верно заметили!

— Какие же факты, по-вашему, говорят против Стружкова? — сугубо официальным тоном осведомился Линьков.

— Сейчас я все по пунктам! — радостно сказал Эдик. — Значит, так. История с Берестовой — раз! — Он энергично пригнул к ладони мизинец. — Поссорился с Левицким в последний день — это уже два! — Он загнул безымянный палец. — Понятно? Он, конечно, говорит, что уходил из института, ну, так это еще надо проверять и проверять! Мог он, скажем, уйти не в пять ровно? Мог! Они же у нас никогда по звонку не уходят, чтобы все вместе, дружно, коллективом, а так, помаленьку расползаются, от пяти до шести. Вот уж после шести — тогда заметно, если кто выходит. Но Стружков, я ж говорю, вполне до шести мог справиться! Уловили мою мысль?

Линьков старательно протирал очки.

— Мысль вашу я уловил, — пробормотал он, — но должны же быть какие-нибудь мотивы.

— Есть мотив, есть! Еще и какой! — заторопился Эдик. — Я тут некоторые наблюдения произвел. И представляете, что выясняется: Стружков-то с Берестовой уже не того! Я Берестову на этот счет пробовал выпытывать, но она не поддается. Волевая очень! Говорит официальным тоном: «Вам просто показалось!» — и все. А чего там показалось! Невооруженным глазом видно. То они все вместе да вместе: и в столовке за одним столом непременно, и из института чуть не под руку… А теперь как обрезало! Вот только я не выяснил еще, с какого времени у них врозь пошло. Это я не дотянул, сознаю! — покаялся Эдик с искренним огорчением. — Но можно так предположить, что Берестова взяла да и перекинулась обратно к Левицкому! Возможен ведь такой вариант, правильно?

— Вообще-то да, — вяло отозвался Линьков. — Но ваши обоснования слабоваты, неубедительны… К тому же Стружков психологически не подходит для такой роли… Алиби Стружкова проверить, конечно, следует…

При всей дикости коноваловской «версии» просто отмахнуться от нее было нельзя. Факты накапливались такие, что следовало думать об убийстве или о каком-то другом преступлении, ставшем причиной гибели Левицкого. А если было преступление, то был и преступник… Только нет, не Стружков это! Вчерашнее его поведение… Так естественно и убедительно сыграть мог бы только очень талантливый актер.

— Да обоснований я вам сколько хотите найду, — обиженно сказал Эдик. — Глаза у меня кое на что годятся! И котелок тоже варит!

«Котелок твой для туристских походов годится, — со злостью подумал Линьков, — кашу в нем хорошо варить!»