В Институте Времени идет расследование

Потом, разница между «ответвлениями» возникает и увеличивается лишь постепенно. И величина ее зависит от силы воздействия. Если, допустим, я отправлюсь на три дня назад и там сломаю вот этот табурет, то мир, конечно, изменится: одним табуретом в нем будет меньше. Но все воздействие ограничится воркотней завхоза или, на худой конец, выговором в приказе кому-то из Борисов Стружковых. Ни в масштабах космоса, ни в глобальном масштабе это, надо полагать, ничего не изменит, и даже в областном масштабе пройдет незамеченным. Другое дело, если я этот табурет сломаю о чью-нибудь голову — например, Эдика Коновалова. Мир изменится заметней. Не потому, что в нем не станет Эдика — нет, Эдик наверняка уцелеет в отличие от табурета, — но разговоров будет черт те сколько, и вообще… Впрочем, чепуха, это тоже воздействие, затухающее в небольшом радиусе. Будет жив Аркадий Левицкий или нет — это различие куда более существенное, поскольку влияет на ближайшее развитие хронофизики, а это постепенно может изменить картину мира и в глобальном масштабе, и так далее… Воздействие распространяется постепенно, концентрическими кругами, и так же постепенно затухает во времени и в пространстве… Тут, наверное, Азимов прав. Но, с другой стороны, эти миры все же не параллельны: они могут расходиться вначале под ничтожным углом, однако, раз первоначальный толчок дан, они постепенно будут отходить все дальше друг от друга. Но воздействие распространяется и нарастает постепенно, и каких бы я дел ни натворил в прошлом три дня назад, мир сегодня еще не успел бы существенно измениться. Да и вообще зря я конструировал всю эту сложную схему! Три дня-то назад, до двадцатого мая, мир еще не разветвлялся? Нет. Ну, а три дня назад мы с Аркадием врагами, во всяком случае, не были и за нами стояла многолетняя крепкая дружба. Так что не стоит и гадать. И не стоит конструировать демонического хроногангстера Б. Н. Стружкова, который способен придумать такой вариант убийства, что сама Агата Кристи позеленеет от зависти, и способен вдобавок, ради реализации этого варианта, не моргнув глазом шагнуть в хронокамеру.

Н-да, хронокамера… Я тут сижу да раздумываю, а хронокамера стоит без дела и, главное, время идет! Я взглянул на часы: без двенадцати семь. Пока я о времени рассуждаю, оно себе движется да движется и уволакивает меня все дальше от той точки, куда я собираюсь попасть! Может, оставить мне в покое теорию да заняться как следует практикой? Я ведь экспериментатор, я куда увереннее себя чувствую, если руки заняты делом, а не лежат без толку на столе, как сейчас. Я посмотрел на них — руки ничего, серьезные руки, надежные, я в них верю; руки у меня расторопнее и изобретательнее, чем мозги, — так мне иногда кажется.

«Значит, бросаем думать, начинаем дела делать, — сказал я себе и вытащил из ящика большой блокнот. — Да и чего думать-то? Ну, не занимались пока проблемой перемещения человека во времени, так и что? Не занимались — значит, никому не нужно было. А мне вот теперь позарез нужно, я и займусь. Хватит теории, даешь практику!»

Подбодрив себя этими энергичными заявлениями, я немедленно приуныл снова. Начинать-то с чего? Вернее, как? Потому что для начала нужно рассчитать поле, которому можно будет безбоязненно вручить свою бессмертную душу вместе с ее телесной оболочкой. Рассчитать поле — легко сказать! Мне аж холодно стало, когда я вспомнил те прикидочные расчеты. Аркадий и то чуть голову на них не свихнул, а где уж мне!

Ну и кретин же я! Самонадеянный кретин. Примчался на рысях в лабораторию и думал, что я тут в два счета переворот в хронофизике совершу, что на практике решу проблему, которую все наши светила и светочи разума считают слишком еще сложной! В этот момент мне представилось, что хронофизика — это исполинская гора, а я у ее подножия сную, как бойкий муравей, и всерьез верю, что за вечер всю ее по камушкам растаскаю.

Но тут я спохватился. Да ведь все эти светила и светочи не знали того, что знаю я! Я — пока, должно быть, один-единственный во всем мире! — знаю, что человек уже путешествовал во времени! А это ведь в корне меняет дело!

Я вспомнил один остроумный фантастический рассказ — «Уровень шума» он, что ли, называется? Кто автор, я не смог припомнить, и образованного Линькова не было рядом, чтобы дать справочку. Но не в авторе суть. Там собирают особенно толковых и энергичных физиков, математиков и прочих специалистов и говорят им, что вот, дескать, погиб изобретатель, который только что открыл секрет антигравитации, и все расчеты вместе с ним погибли, и теперь надо это открытие сделать заново. Все эти ребята ни в какую антигравитацию абсолютно не верят. Но им убедительно врут, что дело уже сделано, даже показывают хитроумно смонтированный фильм, где якобы засняты первые попытки применить антигравитацию на практике. Они начинают работать как одержимые и действительно открывают антигравитацию! Поверили в то, что это уже было осуществлено на практике, потому и открыли!