В Институте Времени идет расследование

Громко щелкнуло у самого уха, и незнакомый мужской голос сказал, продолжая разговор с кем-то в лаборатории:

— …Возьмем искровую. Сходи на склад… — а потом, уже в трубку: — Я слушаю!

— Это лаборатория локальных перемещений? — неуверенно спросил я: незнакомый голос сбил меня с толку.

— Нет, нет, — нетерпеливо ответил голос. — Локальные — 28-51. А здесь биологи.

Какие еще биологи? У нас в институте не было такого отдела!

— Простите, — пробормотал я, — я, видно, ошибся… У Стружкова всегда был 28-56.

— «Всегда»! — насмешливо сказал мой невидимый собеседник. — Да у нас этот номер еще с прошлого года… хватились!

На том конце положили трубку.

Второй монеты у меня не было. Ну ладно, пока она мне даже и не нужна. Сперва надо понять то, что я услышал. «С прошлого года»!.. Что же это значит?

Я вышел из кабины и стал, прислонившись к ее стеклянной стенке. Аркадий все не шел. Да и хорошо, что он не идет. Мне надо подумать. Мне надо хорошенько подумать. Ох, и влип я, кажется! Ох, и дурака свалял!

Да, собственно, что думать? Информация ведь совершенно недвусмысленная: в том мире, в котором я сейчас нахожусь, наша лаборатория еще с прошлого года имеет другой номер телефона. Вроде бы ничего тут удивительного нет, это же измененный мир. Но вот ведь какая закавыка! До сих пор я предполагал, что двигаюсь в прошлое: сначала из двадцать третьего мая попал в двадцатое, потом из двадцатого — в девятнадцатое.

А прошлое-то не могло измениться! Все, что случилось до девятнадцатого мая, должно оставаться неизмененным!

А год назад наш номер был 28-56!

Это означает только одно: я нахожусь теперь не в прошлом. Я попал в будущее, вот куда я попал!

Спокойно… спокойно… Проверим свои рассуждения, проверим еще раз. Значит, так… Допустим, сейчас все-таки двадцатое мая 1974 года. Я нахожусь в этом мире всего один день. Конечно, я его немного изменил своим вмешательством, и что-то тут происходит уже не так, как происходило двадцатого мая 1974 года в прежнем моем мире… Вот, например, мы встретились с Аркадием в сквере, и он сейчас не на работе, а в том двадцатом мая он, я помню, пришел на работу вовремя. Изменения есть, это понятно, но они пока небольшие, локальные. Они затронули только Аркадия, ну, еще Анну Николаевну… В остальном мир, конечно, не изменился. Следовательно, перемену телефона никак нельзя приписать моему вмешательству в прошлое. Если бы номер изменился из-за моего вмешательства, то это следствие очень косвенное, и оно могло бы произойти лишь на более или менее значительном отдалении во времени.

Переменить номер по не зависящим от меня причинам могли когда угодно, хотя бы и сегодня, двадцатого мая. Но ведь это произошло не сегодня, а еще в прошлом году! И биологов в институте никаких не было ни в этом году, ни в прошлом. А это уже серьезное изменение. Да нет, дело, похоже, ясное… Ну и ну!

Я еще раз посмотрел в ту сторону, откуда должен появиться Аркадий. Его не было.

Не стану же я спрашивать у прохожих: «Какое, милые, у нас тысячелетие на дворе?» Я не поэт, а хронофизик, мне неловко. Хотя — зачем такие лобовые приемы? Надо поделикатней.

Я начал внимательно разглядывать прохожих. Ага, вот кто мне нужен, — этот молодой парень в зеленом плаще с муаровыми отливами… Интересный какой плащ! Но это потом… А вот из кармана плаща у него торчит газета…

— Простите, — сказал я, шагнув к парню, — это у вас сегодняшняя газета?

— Вчерашняя, — будто извиняясь, ответил парень. — Вечерняя.

— Если вечерняя, тоже хорошо! — торопливо сказал я. — Можно у вас ее… на секундочку? Мне тут нужно одну вещь посмотреть…

— Да пожалуйста! Хоть и совсем возьмите, я ее прочел, — добродушно отозвался парень.

Газета жгла мне ладонь. У меня еле хватило сил не разворачивать ее тут же на улице, уйти в скверик, повернуться спиной к прохожим. Руки тряслись, когда я расправлял свернутые в трубку листы.

Вчерашняя газета. Вчера было девятнадцатое мая. Девятнадцатое мая 1976 года!

Линьков находит след

Захлопнув за собой дверь, Линьков прислонился к шершавой серой стене проходной и перевел дыхание. Информация, полученная от Макарыча, здорово подкосила его. Стружков, значит, вернулся и преспокойно ушел из института, даже вахтеру на прощанье ручкой сделал? Нет, это уж ни в какие ворота не лезет!

«Как же так? — растерянно думал Линьков, не замечая, что снова начал накрапывать дождик. — Не с потолка же я взял, что Стружков не может вернуться! Ну, предположим, я психологический просчет допустил, чего-то не учел. Но по логике это не проходит, по простейшей логике! Стружков горы переворачивал, чтобы в прошлое поскорей попасть, а попал и даже войти туда не захотел? Где тут логика? Он же хотел и Левицкого спасти, и себя от подозрений очистить, а что получилось? Что он скажет мне, например? Или Нине? Как оправдает теперь свое поведение? Ему же проще всего не возвращаться к нам, а перейти на новую мировую линию… Ну, двойника бы там встретил — что ж, с самим собой легче договориться!»