В интересах государства. Возвышение

— А ну пусти! Пусти, сволочь! — визжала она, пытаясь отпинаться от меня босыми ногами. Стул подо мной покачнулся и рухнул вперед — на пленницу. Я выпустил ее руку и чертыхнулся. Девушка испуганно ойкнула, высвободила ногу и попыталась откатиться набок, но я ухватил ее за плечи и потащил на себя. Марианна опрокинулась, плюнула мне в лицо и угодила в глаз.

Ну и бешеная же! Никаких тормозов.

— Не смей меня трогать!

Я подтащил ее ближе к себе — все еще барахтавшую ногами — снова нашарил ее голову, попутно запутался в длинных волосах, и она снова едва не выскользнула из моих рук. Пришлось дернуть за ее роскошную шевелюру. Перовская, исступленно дергаясь на диване, оттолкнулась ногами от стены и попыталась ударить меня в лицо. Но промазала.

Зато я крепко обхватил ее за шею.

— Веди себя тихо.

Девица издала томный вздох.

— Что, Соколов, любишь пожестче?

И расхохоталась. Безумно, заливисто. Словно все это было для нее какой-то причудливой игрой. Вот уж воистину лишь один бог знал, что творилось в голове у этой девки.

— Тихо, я сказал.

Она еще немного вяло посопротивлялась, но чем сильнее я продавливал ее ментальные щиты, тем меньше сил у нее оставалось. Наконец Перовская совсем обмякла и расслабила шею, а я смог соединить свое сознание с ее и влез в чужие воспоминания.

Да уж, дорогуша… Как у нее печень выдерживала посещать столько вечеринок за неделю?

Передо мной проносились обрывки всевозможных приемов, раутов, богемных попоек. Рекой лилось шампанское и сладкие ликеры, сквозь дым кальянов и сигар мелькали разодетые молодые люди… Возвращения домой под утро и поздние подъемы в обед, салоны красоты и магазины тряпья.

Бог ты мой, Марианна, было ли в твоей жизни что-нибудь, кроме этих отчаянных скачек по светским раутам и бесконечной пустоты в душе? Как ты не смогла до сих пор понять, что не сможешь растворить свое горе в этой бессмысленной череде легкомысленных развлечений?

Редкий случай для одаренной — но она даже не стремилась использовать свою силу. Да и к чему с таким образом жизни ей был лекарский дар… Зато становилось понятнее, почему Аспида, если это была она, выбрала Перовскую своим агентом по мелким пакостям. Деньги, куча свободного времени, жажда мести и одиночество.

Чем больше я смотрел, тем более жалкая картина представала перед глазами. Девчонка просто уничтожала себя, нигде не находила себе места — ни среди богемы, ни на светских раутах, ни в пыльных гостиных родовитых семейств. Ее родовое имение находилось в Кракове, у семьи был большой особняк в Москве — казалось бы, вернись домой, приди в себя, отпусти прошлое… Но Марианна предпочла остаться на лето в Петрополе. Угробила целый сезон ради слежки за мной.

Раньше, зная Перовскую лишь как прожженную стерву, мне даже было трудно поверить в ее высокие и искренние чувства к Забелло. Но оказалось, что и сволочи умели любить. Память девушки выдала мне настолько возвышенную романтику, почти шекспировскую, что на фоне этой истории любви даже наши высокие чувства с Ирэн казались приземленными.

Вот оно, однако, как бывает…

Я копнул глубже и обнаружил рукотворную защиту на воспоминаниях — кто-то скрыл разговоры обо мне и тайную работу Перовской под слоем бессмысленных прогулок. Но я уже умел отличать мороки от настоящих осколков памяти. Осторожно, словно пинцетом, я снимал тонкую, но крепкую пленочку наваждения, открывая то, за чем пришел.

Перовская застонала.

— Больно…

— Потерпи, дорогуша. А с тобой и правда работали. И работали хорошо.

Девушка жалобно захныкала, лицо исказилось в капризной гримасе.

— Прекрати… Пожалуйста. Это…

Умолять было поздно — я уже начал снимать защиту. Прерваться сейчас — значит, спутать ей воспоминания и создать кучу проблем менталистам из Отделения. Лучше уж довести дело до конца, чтобы потом не огребать от Корфа за испорченный разум и смешанные образы. Так что терпи, милая. Все же во многом ты сама виновата.

— Так… Пошло… Скоро закончу.

Перовская уже не отвечала — просто молча лила слезы и тихонько всхлипывала.

Я перебирал обрывки памяти, словно старые открытки. Вот встреча в баре, о которой она рассказала. Читать пьяные воспоминания было мало приятного — меня самого слегка затошнило и голова закружилась. Но вот я увидел силуэт человека, подсевшего за столик Марианны.

И правда знакомый образ. Я тоже его где-то видел. Но давно…

А когда он заговорил в ее воспоминаниях, меня словно молнией прошило.

Зуров! Павел Антиохович Зуров. Советник ректора по вопросам Вступительных испытаний. Тот самый человек, который работал с Корфом и вроде как сливал ему информацию об Аудиториуме. Тот, чей образ Аня Грасс считала во время сеанса психометрии.

Значит, Зуров точно был связан с Аспидой. Уже второе попадание.

— Вот же черт, — выдохнул я и полез дальше.

Зуров — это хорошо. В смысле плохо, но хорошо, что я получил еще одно доказательство его причастности к делам Аспиды. Теперь можно смело сдавать его с потрохами Корфу, и тот сможет наконец-то его задержать и допросить.