— Ты бы сел, Евгений, и сосредоточился. А то мелькаешь перед глазами. Неужели не о чем другу сообщить? Ведь это по твоей милости я взялся за дело.
— Ну что ж, докладываю. Первое. Никакого «линкольна» ни в Раздорах, ни поблизости нет и не было.
— Ты сам ездил?
— Сам. И больше не перебивай. Вопросы после. Второе. Все сообщения о больших партиях фальшивых долларов в Москве никак не проверить. Я поинтересовался у верных ребят из отдела, где, по утверждению прессы, задерживали сбытчиков. Глухо. Информация шла сверху, а долларов никто не видел.
— А в газеты…
— Сказал — вопросы потом. Но уж если ты спросил, отвечу: в газеты информация притекла из Центра общественных связей. Ты был прав. Но хочу спросить, Длинный, какое все это имеет отношение к «малым голландцам»? Думаешь, твой клиент еще и «капусту» печатал?
Рамодин задал вопрос, отвечать на который Владимиру очень не хотелось. Рассказать о том, каким образом ему удалось получить у майора Иваненко сведения о владельцах растащенной бомжами валюты, — значит свалить на приятеля часть ответственности за избиение офицера спецслужбы. Статью о недоносительстве еще никто не отменял. Но проигнорировать вопрос — обидеть Евгения.
— Валюту никто не печатал. Я думаю, те, кто ведет следствие, распускают дезинформацию, чтобы предостеречь потенциальных покупателей: город наводнен фальшивыми долларами! Прежде чем покупать, проверяйте. А тут еще такая диковинка, как тысячедолларовые купюры. Люди насторожатся. Кто-то начнет стучать.
— Толково! Значит, эти сволочи, что отобрали у меня дело, кое на что способны?
— Способны на многое.
— Ха-ха-ха! И вся болтовня, что печатали «капусту» на какой-то мидовской даче, — просто деза! Да ты, Длинный, мыслитель-стратег. До чего додумался. Но поторопись. Тебя могут обогнать.
— Я согласен прийти вторым, — со значением сказал Фризе. — В данном случае.
— Сбил ты меня все-таки с генеральной линии. Хотел доложить по порядку… — Евгений пристально разглядывал приятеля. Ожидал разъяснений. Но их не последовало. — Кстати, о бабах. Следовательша Анастасия на тебя глаз положила. «Симпатичный бомжик из Питера у тебя в осведомителях. Его отмыть как следует да откормить…» — Рамодин очень похоже передразнил тягуче-ласковую интонацию милиционерши с Белорусского. И добавил: — Не вздумай шашни завести! Все причиндалы отобью. Ну да ладно. Это между прочим. Третье. Славик Горобец как сквозь землю провалился. Насмотрелся, как чертовы охранники меня под белы руки в машину усадили, и растворился. Ни один телефон не отвечает. Не замечен ни возле дома, ни рядом со службой.
«Не запугали Женю президентские гвардейцы. Продолжает кругами ходить возле дичи. Как лис!» — подумал Фризе.
— И четвертое. Моя знакомая красотка Ирочка отбыла «до второго» в Комарово. Слыхал про такое местечко?
— Даже побывал однажды. В Доме актера.
— А Ирочка в Литфонде. Она не только жена и любовница. Она еще и поэтесса! Член Союза.
— Одна уехала?
— В списке проживающих Горобец не значится. Если ты о нем подумал. И знаешь, Длинный… — Рамодин поднялся со стула. Открыл бар, секунду помедлил, решая, чего выпить. И опять предпочел коньяк. — Знаешь, Длинный, не отобрали бы у меня дело — я бы его уже раскрыл. И ты не можешь с этим поспорить. У них же вся информация, все вешдоки. Все свидетели, к которым у нас с тобой доступа нет. Правда?
Фризе промолчал.
— Правда, правда. Они знают, из какого оружия стреляли в милиционеров! У них — труп убитого бандюги. Ведь они давно уже определили, кто он, из какой банды. У них эта чертова купюра, которую у меня отобрали. Не тебе рассказывать, как бы я с ней поступил! Ну где взять справедливость? Все сведения держат под спудом.
— В интересах следствия.
— Чего-чего?
— Моему клиенту сказали: «В интересах следствия до поры до времени не можем предоставить информацию».
— В интересах беспредела! — рассердился Рамодин. — Кто они такие? Законы не для них писаны?
— Кончай пузыриться.
— Ты не отмалчивайся! Как будто тебя это не касается. Не знаю, как и назвать всю эту братию. Подскажи.
— Ты уже назвал.
— Ну правда, как?
— Не ломай голову. До тебя уже придумали, как назвать. Поэт сказал: «Жадною толпой стоящие у трона».
— Лермонтов?
— Не забыл еще школу?
— Кое-что застряло здесь. — Евгений смущенно постучал по голове. — «Таитесь вы под сению закона…» Так?
— Не напрягайся.
— А ты и сам-то помнишь только пару строк!
— Да помню я! Специально учил стихи, чтобы девушкам в нужный момент на ушко пошептать.
— А знаешь, я вспомнил! — обрадовано сказал Рамодин и прочитал, чуть смущаясь:
Вы, жадною толпой стоящие у трона,
Свободы, Гения и Славы палачи!
Таитесь вы под сению закона,
Пред вами суд и правда — все молчи!
— Повторяй это каждый вечер. Перед сном. И не будешь товарища мучить дурацкими вопросами.
— Умник, — проворчал майор. — Теперь рассказывай о своих успехах.
— Их нет.
— Не прибедняйся. Судя по тем вопросам, которые тебя заинтересовали… Кстати, Светлана из городской газеты, которая звонила по твоей просьбе, — та самая знаменитая авторица погромных статей об олигархах?
— Да.
— Смелая девушка. Симпатичная? Или синий чулок?