В Иродовой Бездне (книга 1)

Не бежал, а, казалось, летел Лева из Наркомата. Ведь отказаться от всего ему было трудно, он был выброшен из школы за борт жизни, – и вдруг перед ним – вершины науки. Участие в научной экспедиции. «Как дивно все Бог делает!» – думал он.

Дорогой Лева купил набор открыток И. К. Айвазовского с разными видами моря, затем он написал на них тексты и пожелания детям Иванова-Клышникова. Они уже успели полюбить Леву и были очень рады, когда он вручил каждому из них на память по художественной открытке.

– Когда же вы едете в горы? – спросила Анна Петровна.

– Завтра, к вечеру, – отвечал Лева. – Сегодня я еще хочу сходить в тюрьму, передать продукты заключенным братьям, а завтра с утра попросить свидание и посетить брата, который находится за проволокой около Алма-Аты.

– Как же вы все это успеете? – спросила сестра.

– Да я бегом, быстро!

Схватив шапку и провизию, приобретенную для передачи, к которой Анна Петровна добавила кое-что от себя, он направился к тюремным воротам. Передачу у него приняли, но в свидании ему отказали. В коротких записках, посылаемых с продуктами, он написал слова утешения, ободрения для брата.

К вечеру он снова был в семье Павла Васильевича. Перед сном опять вели тихую беседу. Лева поделился своими откровениями в отношении следования за Христом, подражая Павлу. С большим энтузиазмом рассказывал он брату о том, как будет хорошо, когда, отрешившись от всего, люди, молодежь объединятся в одну семью по примеру первых христиан и пойдут так, как шли ученики Христа, как шел Павел.

Павел Васильевич слушал и улыбался тихой, кроткой улыбкой, в которой было что-то грустное, но не безнадежное. Когда Лева изложил открывшиеся ему стремления, Павел Васильевич, помолчав, сказал:

– Все это прекрасно, как утренняя звезда; как розовая мечта. Но сейчас темнеет. Ни ты, ни я. никто другой не в силах сделать так, чтобы рассветало. Вот этот сад сейчас погрузился во мрак. Близится ночь. И это, видимо, в планах Всевышнего. Мы сделали много ошибок. Мы старшие братья ссорились между собою. Среди нас появились такие уродливые явления, как Филадельфийский. Ему, да и Леве, было известно последнее стихотворение Ивана Ивановича о руководящих братьях, в котором он полностью раскрыл свою гнилую сущность. И вот Господь отнял у нас дело Божие. Нужно нечто, прежде чем взойдет новая, чистая заря. Тогда твои мысли жить по апостолу Павлу будут нужны, а сейчас они утопия.

– Темнеет, но на небе – все новые и новые звезды, – сказал Лева.

– О да! – подтвердил Павел Васильевич, – «Чем ночь темней, тем ярче звезды». Но все же сейчас их мало. Все ищут своего. И у нас благовестников не хватало, чтобы посылать их по одному, а не то, что по два, как предлагаешь ты, по примеру учеников Христа. В отношении того, чтобы не жениться, скажу тебе прямо: мы неженатым проповедникам не доверяем. Их везде встречают, как женихов. Начинаются всякие недоразумения, искушения, так что, дорогой Лева, если хочешь трудиться на нивах народных, возвещая Христа, придет время – женись,

Этот совет Леве не совсем понравился. Он мечтал по примеру апостола Павла не связывать себя семьей. Но прошли годы, и с мнением Иванова-Клышникова он в основном согласился.

Глава 30. В горах Тянь-Шаня

«Возвожу очи мои к горам, откуда придет помощь моя».

Пс. 120:1

И в другой день, встав как можно раньше, Лева отправился в окрестности Алма-Аты, где находились лагеря заключенных. Официального свидания ему не дали. Но через добрых людей ему удалось подозвать к изгороди брата-узника и, сидя напротив, на каменистом бугре, поговорить с ним.

– Как вы брат, не унываете? – кричал Лева видневшемуся за проволокой человеку средних лет в поношенной, грязной от глины одежде. – Что поделываете?

– Печи кладу. Всем доволен. «Великое приобретение – быть благочестивым и довольным».

– Пищи хватает?

– Хватает. «Девятьсот» зарабатываю, да еще на кухне подкармливают, когда ремонт делаю.

– Какие надежды?

– Бог усмотрит! – и, указывая рукой на небо, узник сказал, – Все там!..

Показался какой-то начальник, обходящий с вооруженной охраной зону лагеря, и узник, помахав приветливо рукой, отошел в сторонку. Лева слышал о том, что у него осталась большая семья, много детей. Он был пресвитером одной из небольших сельских общин и, несмотря на многократные предупреждения, продолжал смело проповедовать Христа. Его арестовали, приписав, как водится, антисоветскую агитацию с использованием религиозных предрассудков с целью… свержения существующего строя!

– Как это дико! – размышлял Лева, возвращаясь в Алма-Ату. Простой многодетный крестьянин, плотник по отхожему промыслу, по вере человек совершенно безобидный, покорный… О нем рассказывали, что он отличался особой кротостью. И вдруг – свержение существующего строя.

Глубокой скорбью и болью наполнилось сердце Левы за многих и многих братьев и сестер, в поведении которых не было абсолютно ничего антисоветского. Их лишали свободы, заточали в тюрьмы и лагеря только за то, что они ревностно проповедовали Христа.