В Иродовой Бездне (книга 1)

– Итак, мне, видимо, здесь не быть, – подумал он. – Не быть в этом месте страданий, где многие-многие близкие во Христе и родные проходили высшую духовную школу. (Лева ошибся. В этом месте, где столько было в прошлом страданий, пришлось быть позже и ему. Но неисповедимы пути Божий, он был там совсем не узником. Эта старая царская тюрьма была преобразована в Медицинский институт и его общежитие. И наступили дни, когда над Левой рассеялись тучи, и он после Великой Отечественной войны вновь стал студентом и продолжал высшее медицинское образование, занимаясь в аудиториях и лабораториях, которые были расположены в этом здании. То же внутреннее устройство, те же кресты переходных лестниц, с которых видны все этажи и двери комнат, расположенных на них. Камера, в которой сидел В. Куйбышев сохранена в неприкосновенности. И здесь Лева познавал высшую науку, занимался в студенческих кружках, оставаясь при этом все таким же пылким христианином).

Все это было потом, а пока ему предстояло ехать в поезде, который почему-то назывался «Максим Горький», и добираться до Ташкента неделю и более. Когда началась посадка, все взволнованно кинулись к вагонам, началась толкотня, невыразимая давка. С мешками, с чайниками ехали в основном крестьяне. Большинство ухитрилось залезть в вагон через окна. Леве помогали друзья. Один из них проник в вагон, и ему через окно передали багаж Левы, а потом и самого Леву с билетом.

Поезд тронулся. Лева выглянул в окно. Мать, родные, вся, дорогая его сердцу молодежь, прощаясь, махами руками и что-то кричали, некоторые вытирали слезы. Поезд уходил все дальше и дальше. Лева присел на свою корзинку, облокотился на узел, сидя в проходе вагона, о том, чтобы где-то лечь, нечего было думать. Пассажиры тревожно обменивались своими переживаниями. Многие были из деревень, уехали, бросив все свое хозяйство. Всех волновало, что ждет их впереди?

Лева был спокоен, совершенно спокоен. В кармане была только справка, что он прослушал курс садоводства, пчеловодства, огородничества. Но не на эту справку уповал он. Он уповал на Бога, любящего Отца, он верил Иисусу Христу, И Дух Святой – Утешитель был с ним, в его сердце. Леве было хорошо, хотя слышались бранные, непривычные, слова, а едкий, противный махорочный дым вызывал кашель.

Стемнело. Проводник зажег коптящую свечку. Лева молился: «Господи, я иду за Тобою, по Твоей воле, верю: Ты сделаешь все, как хочешь. Дай только слушаться Тебя, храни, утешь маму, сестер, брата; благослови верующих в Самаре, храни дорогую молодежь; храни папу и всех ссыльных и заключенных, поддержи, помоги делать только добро, всех любить…»

Он не закончил молитву. Под шум колес и колыхание поезда он незаметно заснул. Проснулся ночью, кругом спали неизвестные люди.

Сердце не забилось тревогой, на душе было как-то по-особенному хорошо. Он знал: с ним Господь. Это по Его воле он в эту бурю находился в пути. Чего же ему бояться? Ему было хорошо, хотя и сидел он на своей корзине в прокуренном, душном вагоне.

Часть 2. ВОСЕМНАДЦАТЬ ЛЕТ. 1929– 1930

«Отче, прославь имя Твое».

Иоан. 12:28

Глава 1. Накануне совершеннолетия (Катта-Курган)

«Это для того, чтобы на нем явились дела Божий».

Иоан. 9:3

– Больной, я вам говорила и еще раз повторяю: вставатаь с постели вам нельзя. Вы должны лежать и только лежать.

– Почему, доктор? Я уже чувствую себя гораздо лучше, – сказал Лева. – Мне уже лучше. Я так давно лежу…

– Поймите, молодой человек, болезнь дала осложнения на сердце. Вот вы только приподнимаетесь с постели, а сердце уже скачет. Если будете выполнять все наши предписания, то мы вас выпишем здоровым. А пока нужно лежать. Ваше здоровье в опасности.

Доктор ушла. Лева лежал в отдельной палате, изолированной от других больных.

В окна была вставлена решетка, сквозь нее виден небольшой садик, высокая каменная белая стена, небо… И все. Он был инфекционный больной, к которому никого не пускали; от него не принимали никаких писем, нельзя было передать даже самую маленькую записочку. Считалось, что через бумагу от больного можно заразиться.