И у Левы защемило сердце. Он вспомнил любимого брата Ивана Ивановича Бондаренко (Филадельфийского) — красноречивого проповедника, любимца верующей молодежи, работника братства во всесоюзном масштабе. Впав в роскошь, он пал и духовно, стал Иудой-предателем, Ходили слухи, что он и другой выдающийся брат Колесников, возглавив братство баптистов в Москве, стали вести распутную, ресторанную жизнь. Они, понимающие догмы первохристианства, отвергнувшие все наносное, все правильно трактующие и поучающие других, не сумели понять глубину Евангельских слов: «…Кто потеряет душу свою ради Меня и Евангелия, тот сбережет ее» (Марк. 8:35).
Не имеющие никакой жертвенной любви к ближним, не желающие страдать за Христа, они пали, ликвидировав тем самым и союз баптистов. А вот эта старушка-врач, не имеющая никакого видимого назначения в деле Божьем, много не понимающая, — она всем сердцем познала заповедь Христа, заповедь любви, и живет по ней, и страдает за нее, и все отдает ближним… Не ближе ли она к Господу, нежели многие ученые учители христианства, много рассуждающие, но ничем не жертвующие?
— Ольга Владимировна, — сказал Лева, — а вы знаете, люди вас совсем не понимают, особенно наше начальство. Прошлый раз я зашел в амбулаторию, там начальник санчасти смеялся с врачами: «Вот безумная старуха, по ночам обходы делает, больным спать не дает!»
— Меня, голубчик, то не касается, что люди думают и говорят. Я прислушиваюсь к тому, что Бог говорит, что сердце мне говорит. А они… они такие жестокие! Скольких совсем больных людей посылают на работу, не дают освобождения. А потом, когда человек совсем свалится, тащат его на носилках в лазарет.
— Ольга Владимировна, а это правда: говорят, что Вы все свои премиальные расходуете на больных, а для себя из ларька даже конфет не покупаете?
— Ну, об этом, голубчик, не будем говорить.
— Ольга Владимировна, я вот все думаю, как бы вам облегчить страдания больных… Ведь сколько ревматиков, сколько страдает после цинги. Устроить бы лечебные ванны, как я делал это на Беломорском канале. Тут вот нет такой возможности.
— Да, тут нет никакой возможности, — подтвердила Ольга Владимировна. — У нас даже грелок не хватает. Но ты изобретательный, умный, — похвалила она Леву, — ищи, раскидывай мыслями. Христос сказал: «Ищите и найдете»,
И Лева думал и утром, вставая, молился, чтобы Бог помог ему быть нс только простым фельдшером, обслуживающим больных, но и найти что-то таксе, чтобы хоть как-то облегчило страдания.
Глава 22. Целебная грязь
В перерыве между работой Лева выходил из лагеря, шел на косогор, который уже обсох от снега, и любовался маленькими карликовыми березами Заполярья, Они пускали листочки, пахнущие жизнью и весной.
— Там на Волге, на родной Волге, — думал Лева, — уже давно все в цвету. Здесь же так холодно…
А солнце в Заполярье светило целыми днями и ночами — это наступил нескончаемый летний полярный день. Оно нисколько не скрывалось за горизонтом, в полночь весь лагерь казался вымершим — ни человека, полная тишина. А солнце продолжает ярко светить.
И горе тому, кто забывал нормальные часы и не спал в этот непривычный солнечный день! Или спал в другие часы. Это отрицательно сказывалось на здоровье: болела голова, тело становилось вялым и чужим.
Надзиратели строго следили за тем, чтобы заключенные соблюдали установленный в лагере решим. В часы отбоя все должны были ложиться спать и не заниматься другими делами. Леве же по роду работы нередко приходилось бодрствовать ночью в этот необычный полярный день.
На этот раз, забравшись на косогор и любуясь окружающей местностью и небом, он открыл свое маленькое Евангелие и стал читать первую главу Послания к Римлянам. Его внимание привлек семнадцатый стих: «В нем открывается правда Божия от веры в веру, как написано: «праведный верою жив будет».
Как это — «от веры в веру?» Смысл этих слов юноше был совсем не понятен, и Лева не стал размышлять над ними, а вот слова «праведный верою жив будет» выбрал для себя как главные в наступающем новом дне и записал их себе в книжку.