В Иродовой Бездне (книга 2)

И вот они в здании ОГПУ. Вошли в приемную. Конвой о чем-то совещается с находившимся там дежурным. Тот звонит, с кем-то разговаривает, и, наконец, Лева слышит, как дежурный шепотом говорит конвою: «Там, где люди, его сажать нельзя» — и как-то испытующе смотрит на Леву. В это время дверь открывается, и в приемную входит сестра. Она смело обращается к дежурному:

— Разрешите, пожалуйста, передать Смирнскому передачу. Здравствуйте, Лева! Как ты себя чувствуешь?

Дежурный вскочил ей навстречу. Бросился к внезапно вошедшей женщине и конвой:

— Уходите, уходите, скорей! Это не Смирнский. Это совсем другой заключенный!

И ее стали выталкивать из приемной.

— Передай всем, — сказал ей вслед Лева, — напиши папе, маме — всем: иду домой, к Иисусу.

Сестру вытолкали из приемной, дверь заперли. И хотя певец из Левы был плохой и, зная это, он редко пел один, но в эту минуту юноша нарочито громко, во всю силу молодого голоса запел:

На небе мой Отцовский дом,
Хочу домой, к Иисусу,
Он так прекрасен, как чертог.
Хочу домой, к Иисусу.
Здесь, на земле, погибнет все,
А там наследие мое,
А там наследие мое,
Иду домой, к Иисусу.
Ни дежурный, ни конвой не оборвали звонко звучавшей песни.
Наконец, Леву провели в подвал. Это был большой подвал, освещенный электричеством. Через единственное маленькое оконце в него проникал узкий лучик дневного света. В стене подвала Лева заметил дверь, ведущую в какое-то другое помещение. Леве предложили сесть в углу, у бочек, а у двери, напротив него, уселся часовой с винтовкой. Он следил за каждым движением Левы, ни на минуту не спуская с него глаз. Что за странное заключение? — подумал Лева и пришел к выводу, что видимо, это его последнее заключение перед вечным покоем…
Временами в подвал спускался какой-то военный, испытующе смотрел на Леву и опять уходил.

— Чего они хотят? — думал Лева. — Чтобы я сказал что-нибудь, признал что-нибудь? Но зачем тут эти бочки?

Сердце стучало, воображение рисовало самые страшные картины. Возможно, именно за этой дверью расстреливают людей. А куда потом девают их тела? Но зачем тогда в подвал поставили эти бочки? И Лева продолжал фантазировать:

— Наверное, в них кладут трупы, сверху — камни, а потом — в Енисей.

Однако такой ход его мыслей, скорее, подсказывало свойственное юности любопытство. Самого Леву совершенно не беспокоило, как распорядятся его мертвым телом. Открыв Евангелие, он стал читать то место, где сказано, что Петр перед смертью прославит Бога. Юношу в этот момент заботило только одно: как бы, умирая, не оказаться трусом! Как бы не обесславить Бога своею смертью! Он хотел умереть достойно, спокойно, как подобает христианину, а сердце трепетало, билось, как бьется сердце пойманной птички…

— Господи! — молил он. — Дай мне достойно умереть, чтобы смертью прославить Тебя…

В подвал ввели еще одного молодого человека и посадили в противоположном углу… Молодой человек был возбужден, чем-то обеспокоен. Часовой строго следил, чтобы арестанты не смогли переброситься между собой ни одним словом.

В мутных небольших окнах подвала погас дневной свет.

– Почему не дают есть?. — думал Лева. — Впрочем, ясно почему…

Да он и не хотел есть. Было не до еды. В тусклые маленькие окна подвала смотрела ночь…

И вот в подвал вошел военный, весь в ремнях.

— Встать! Взять вещи! — скомандовал он. — Выходить! Во дворе вокруг них сгрудились охранники.

— Сабли наголо! — скомандовал военный. Их окружили. — Шаг вправо, шаг влево считается попыткой к бегству. Приказывают конвою без предупреждения применять оружие,

И арестованных повели сонными улицами спящего Красноярска.

Глава 12. Университет жизни

»… Иди за Мною».

Иоан. 21:19

Куда и зачем их ведут — они не знали. Быть может, это конец, а, может быть, что-то еще. Если бы даже они спросили об этом начальника конвоя, он не дал бы ответа. По тому, как сопровождавший конвой смотрел на них, было ясно, что инструкция о них составлена как о самых страшных преступниках.