В Иродовой Бездне (книга 2)

Но вот, наконец, повеяло теплом. Казалось, еще немного — и наступит весна. Однако вскоре завернул такой холод и разразился такой буран, что создалось впечатление, будто природа вовсе забыла о весне. В одну из страшных ветреных ночей, когда сыпал особенно густой снег, в соседней квартире, где помещалась часть Левиной бригады, царило непрерывное оживление. Сосед юноши шепнул ему на ухо: «Собирается побег».

Среди арестантов в соседней квартире был летчик. Он, тяжело переживавший заключение, и явился инициатором побега. Его участники запасли хлеб (прочие заключенные делали вид, что они ничего не знают), и в ту самую ночь, когда вьюга прямо-таки сбесилась, захватив одеяла, полезли через сугробы к зоне. Ветер выл, снег слепил глаза. Накинув одеяла на проволоку изгороди, они перемахнули через нее и исчезли в снежных вихрях. Исчезли бесследно.

Замерзли ли они где-нибудь в сугробах, или же их поймали, или, пробравшись к вольным, они сумели переодеться и скрыться, или, может быть, их, настигнув, убили, — все это для заключенных осталось неизвестным. Начальство пошумело, поискало, но потом на проверке объявили, что бежавшие найдены. Лева к мысли о побеге относился отрицательно. Он считал, что нужно терпеливо нести крест, который возложил Господь, а не сбрасывать его с плеч.

Глава 8. Монах

К весне бригаду, в которой был Лева, перевели обратно в барак. Здесь Лева сдружился с заключенным, который не ругался, как прочие в бригаде, и отличался от других своею скромностью. Узнав, что Лева верующий, новый знакомый стал расспрашивать его о сути его верований, а потом открылся ему: мол, всю жизнь был монахом Сызранского монастыря. Как монаха его и забрали. Вся «вина» его, следовательно, заключалась только в том, что он был монахом.

Лева про монастыри и монахов знал только понаслышке, и после работы новые знакомые часто беседовали. Сызранец рассказывал юноше-баптисту о своей прежней жизни. И лицо его при этих воспоминаниях приобретало какое-то Особое выражение.

— Какое благолепие, какой звон, какие иконы!.. — сокрушенно вздыхал он. — Бывало, встанем засветло к заутрени… И трудились, и постились — все как полагается.

Понятно, у каждого православного монастыря свой устав, свои нравы, свои обычаи, но в общем и целом, настроение встреченного Левой монаха можно было бы, пожалуй, выразить словами стихотворения Зинаиды Гиппиус «Не здесь ли?»