В Иродовой Бездне. Книга 3

К утру прибыли. Было темно, крепчал мороз. Яркие, ослепляющие лучи прожекторов освещали станцию и прибывший поезд. Заключенных до утра держали в вагонах. Когда рассвело, повели в колонию. Там всех поместили в большой карантинный барак, дали горячую пищу. Эти постные щи в другое время показались бы невкусными, — если бы вы знали, с каким аппетитом и наслаждением ели их промерзшие заключенные! Аппетит у Левы развился просто волчий. После промерзания в пути очень хотелось есть, но ничего не было вволю, «от пуза»: ни хлеба, ни щей. Некоторые, кто попал в тюрьму впервые, охали, вздыхали. Леве, однако, все это было так привычно. Уже третий раз на тюремном пайке, третий раз в жизни переносит холод и голод этапа и всякого неустройства. Невольно Леве вспоминались холод и голод, который он переживал некогда в сибирских лагерях. С тех пор прошли годы, а условия жизни для заключенных не изменились. Все то же.

В данный момент у всех был только один вопрос;

— Где будут отбывать срок?

Пробовали спрашивать у проходящих надзирателей, но те отвечали, что пока это неизвестно: начальство решает.

К вечеру всем было приказано одеться и выйти во двор колонии. Стали выкликать по формулярам и, проверив, направлять к вахте. Было ясно, что предстоит продолжать этап дальше. Наиболее пронырливые заключенные сумели выведать у надзирателей, что их направляют далеко от Белорецка, в леса на лесозаготовки. Куда, сколько километров предстояло идти, никто не говорил. Снова ввели в барак, произвели тщательный обыск, а потом вывели за зону колонии. Среди отправляемых были и совсем дряхлые старики. Лева с ужасом думал о них: как-то они доберутся?

Конвой принял этап, заключенные выстроились.

— Как с вещами? Как с вещами? — раздавались голоса.

— Подвод у нас почти нет, — отвечал начальник конвоя. — Несите сами.

Некоторые взвалили на себя мешки и чемоданы, но Лева чувствовал, что он не в состоянии нести свой узел, и поставил его в сторону. То же самое сделали и многие другие заключенные.

— Смотрите, пропадут! — раздалось предупреждение от конвоя. «Что будет, ~ подумал Лева. — Но нести я не в состоянии».

И снова надежда на Бога, вера в то, что без Его воли и волос с головы не пропадет. Эта уверенность вселяла в душу Левы внутренний покой.

Защелкали затворы винтовок, раздался голос начальника конвоя; заученная, наскучившая формула:

— Шаг вправо, шаг влево будет считаться за попытку к побегу. Приказываю конвою применять оружие без предупреждения.

Этап двинулся, залаяли, завыли сопровождающие собаки.

Вначале дорога была хорошая, укатанная, снежная, но чем дальше шли через лес, тем она становилась мягче, кочковатее, и идти стало труднее. И опять Лева услышал знакомое обращение, когда он много лет назад, девятнадцатилетним, шагал по этапу:

— Подтянись! Подтянись! Не отставай!..

Наконец начальник конвоя остановил этап и приказал самым слабым, кто отставал и шел плохо, идти впереди колонны. Стемнело, но благодаря снегу и ярко светящей луне было почти совсем светло, и каждый шаг идущего этапа можно было легко наблюдать.

Шли и шли. Сколько километров — никто не знал. Но было ясно, что прошли уже более десяти, а может быть, и двадцати километров.

Лева чувствовал страшную усталость. Болели ноги, но нужно было идти и идти. Некоторые, кто нес свои вещи, выбившись из сил, бросали свои чемоданы и мешки. Около Левы в ряду, тяжело дыша, шел высокий, очень худой старик. Иногда он с силой вбирал в себя воздух и, казалось, готов был остановиться, но все же шел и шел. Старик понимал, как и все это одинаково понимали, что остановиться, перестать идти — было равносильно смерти. Ходили слухи о том, что отстающих конвой бил прикладами, травил собаками, а потом их «списывали», как якобы сбежавших.

Было далеко за полночь. Впереди на фоне ночного лунного неба виднелись лесистые цепи гор, виднелись долины, покрытые снегом. Впереди — неизвестность. Сколько еще нужно идти, никто из этих измученных людей не знал. Некоторые старики совсем ослабли и едва передвигали ноги.

На счастье, начальник оказался гуманным человеком. Он распорядился посадить ослабших на подводы, на которых везли вещи вслед за этапом. Несмотря на то, что мороз крепчал, — это чувствовалось по особо звонкому хрусту снега под ногами, — от Левы и от других валил пар. От этого непрерывного шествия было жарко.

Наконец между гор показалась долина, на которой виднелись темные бревенчатые бараки, обнесенные колючей проволокой с типичными вышками для часовых. Все невольно ободрились. Еще немного, еще немного… Эти постройки находились вдали, и это «немного» измерялось не одним километром. А они все шли и шли…