В Иродовой Бездне. Книга 3

Люди приходили с допросов взвинченные, взволнованные; некоторые, опустив голову, сидели, вздыхали, ничем не делясь с окружающими; другие, напротив, оживленно, подробно рассказывали о допросе и обвинении.

В той камере, где сидел Лева, находился не то китаец, не то японец. Он плохо говорил по-русски, только без конца повторял: «Шпион, шпион, я шпион…» Видимо, его обвиняли в шпионаже и он страшно переживал. По его одежде, шикарным брюкам галифе тонкого синего сукна можно было полагать, что он жил обеспеченной жизнью. Тут же, попав на скудный тюремный паек и не получая передачи, он, видимо, голодал. Все подследственные, за малым исключением, получали передачи. Дедушка Фомин тоже получил передачу, но, рассматривая полученные продукты, его большие выпуклые глаза не, осветились радостью:

— Чаю не прислали, чаю не прислали! — вздыхал он.

Егор Игнатьевич был страстный любитель чая, и для него лишиться этого напитка было большой утратой. Находясь в камере, Лева понял, что эта привычка пить чай для многих действительно выполняла роль своеобразной наркомании. Дедушка Фомин буквально жаждал крепкого фамильного чая и готов был обменяться с соседями на что угодно, лишь бы получить густо заваренный чай, который он пил с особым наслаждением, прикусывая сахар, отдуваясь, потея.

— А у нас папа в семье чай не допускал, — сказал Лева, — считал, что и без чая хорошо пить и полезно.

— А я считаю, — говорил дедушка Фомин, разглаживая бороду, — что всякое Божье творение хорошо, и нет ничего предосудительного, когда употребляется и освящается словом Божьим и молитвою.

Бывали дни, когда чая ни у кого не было, и Лева видел, как Егор Игнатьевич тосковал, беспокоился и с нетерпением ждал, когда в чьей-нибудь передаче появится чай.

— Да, это дурная привычка, — решил сам в себе Лева. — «Ничего не должно обладать мною», как сказано в Писании.

Лева не считал чаепитие грехом, но впоследствии, видя, как люди привыкают к этому и чай становится необходимым стимулятором их бодрости, он стал относиться к чаю как к лекарству, которое показано к употреблению не систематически, как и всякое лекарство, а при явлениях утомления и нарушения функций желудочно-кишечного тракта.

Впоследствии Лева наблюдал, особенно в условиях заключения, как люди постепенно привыкают к чаю, увеличивают дозу заварки и в конце концов варят «чихир" — особо густой чай, для того чтобы достигнуть эйфории — приятного возбуждения и забыть, хотя бы на время, тусклую арестантскую жизнь. Лева отлично понимал, что всякая наркомания — грех. Человек не должен искусственно вредить своей нервной системе наркотиками и заполнять ими пустоту жизни, но, имея общение с Богом, черпать от Него мир, и радость, и силу, бодро переживать все жизненные невзгоды. Наркомания — это результат жизни без Бога.

Единственное «удовольствие» многих заключенных был табак. Некурящих, пожалуй, не было. Курили страшно много и этим старались заглушить страдания своей души. Лева со скорбью смотрел на курильщиков, ему было страшно трудно дышать воздухом табачного чада, но он терпел, и вся эта атмосфера непрерывно как бы говорила ему, как несчастен, как жалок человек без Христа, как бессилен он без Спасителя, став рабом своих злых, вредных привычек и не имея перед собой никакой светлой, вечной перспективы.

Леву снова вызвали на допрос. Опять за столом сидел тот же следователь. В окно, расписанное узорами зимнего мороза, пробивались лучи солнца. И Лева невольно думал: как хорошо сейчас на свободе! Хрустит под ногами снег, искрится под солнцем, а воздух такой свежий, чистый… Следователь закурил папиросу, это

были дорогие, особо ароматичные папиросы, запах которых сразу чувствовался при входе в кабинет.

— Сегодня мы с вами поговорим о восстаниях, — сказал следователь. — Скажите, какие восстания вы ожидаете?

Лева с недоумением покачал головой:

— Никаких восстаний не знаю и не ожидаю.

— А вы подумайте, — сказал следователь и, продолжая курить, занялся просматриванием каких-то бумаг.

Лева старался припомнить что-нибудь о восстаниях, но ничего не приходило на память. Тогда он стал в душе молиться Богу, чтобы Он дал ему понять следователя, а следователь Углев понял бы его. Следователь внимательно посмотрел на Леву и, видимо поняв, что он искренно недоумевает по поставленному вопросу, сказал ему:

— А вот вы говорили, что восстанут Савлы.

Леве сразу все стало ясно. Этот разговор был у него с Ваней Поповым.