В Иродовой Бездне. Книга 4

«Ты — покров мой. Ты охраняешь меня от скорби, окружаешь меня радостями избавления».

Псал. 31, 7.

Несколько дней их части стояли в городе на берегу реке Сунгари — Цзямусы. Жителей в городе почти не было. Дома без крыш, целые кварталы без населения. С большим интересом Лева с майором обходили эти улицы, заглядывали в полуразрушенные дома. Они не встречали здесь ни стульев, ни столов, ни кроватей. Зато всюду во множестве были какие-то плетеные циновки, которыми и обходились местные жители. Спали, видимо, на вделанных в стену полках. Много всякой бумаги, различных книг встречали они в домах, но все они были на одном из местных языков (корейском, китайском, японском), и никто не смог прочесть в них ни одной строки.

— Во всяком случае, чистой бумаги нужно захватить, — сказал майор. — Пригодится.

Лева согласился с ним. Он надеялся, что если он будет продолжать учиться, то на этой бумаге сможет сделать себе прекрасные тетради для записи лекций.

Все было бы хорошо, если бы не ночи. Опасность грозила от врагов, — Квантунская армия, отступив, оставляла после себя и снаряжение, и продовольствие, и запасы медикаментов. Но ночью на людей нападала страшная армия особо активных маньчжурских блох, они лезли под белье, немилосердно атаковали, и когда утром люди вставали, все тело было покрыто какой-то сыпью, как будто это было начало какого-нибудь неизвестного инфекционного заболевания. И когда был получен приказ — двигаться дальше, все были рады оставить этот переполненный блохами город.

И вот неожиданное сообщение: «Победа! Япония капитулировала!»

Все в армии радовались, все поздравляли друг друга, у каждого крепла твердая уверенность, что теперь-то он вернется домой живым. День победы был объявлен праздником, и его решили отпраздновать как можно более торжественно.

Ну, как русские люди празднуют? Кругом была трофейная китайская водка, причем в неограниченном количестве. Ее привезли в бочках и начали поздравлять друг друга. Водка лилась, меры никто не знал. И когда наступила ночь, всюду слышались стоны, рвота. Многие вовсе без сознания были. Единственные, кто были абсолютно трезвыми, был начальник санитарной службы и сопровождающий его Лева. Они всю ночь обходили части и пытались установить, нет ли тех, кто находится в смертельной опасности и уже не реагирует на нашатырный спирт. К счастью, все обошлось благополучно, никто не умер.

Утром, как в таких случаях «полагается», опохмелялись, а потом — кто мирно беседовал, кто ссорился, кто разнимал. Местами были крики, ругань. Потом кто-то дал сигнал, и на радости многие стали палить из огнестрельного оружия. Высшее командование немедленно дало приказ о том, чтобы личное оружие было сдано.

К Леве подошел ротный офицер и сказал, чтобы он сдал свое оружие.

— А я и не получал его, — ответил Лева.

Много забот и хлопот было в эти дни в санчасти. Кто-то нашел какие-то бобы, поел их, и получилось тяжелое отравление, пришлось промывать желудок и давать сердечное. Другие нашли бутыль с маслом и решили пожарить блины. В результате получилось сильнейшее расстройство кишечника. Это было касторовое масло, которое, как выяснилось, в этой местности и изготовлялось.

Находясь среди людей, с которыми Лева подружился, многие из которых были его товарищами и друзьями, Лева не мог не молиться о них. Он желал, чтобы они были здоровы и чтобы все обошлось без особых несчастных случаев. И надо отметить, что в их мотопонтонной бригаде, в его штабной автороте все было до конца благополучно.

Был получен приказ о возвращении назад, на берега Амура. Командование решило не плыть по реке, а на автомашинах и вездеходах тронуться сухопутным путем. Временами шли дожди, а дороги в Маньчжурии оказались очень плохими. Иногда тракторы помогали вытаскивать машины с войсками из грязи.

Все были рады, когда вернулись на свой берег Амура. И опять разместились в казармах. Жизнь потекла обычным порядком. Осень все больше и больше вступала в свои права, стало совсем холодно. Поговаривали о том, что скоро старшие возраста будут демобилизованы. Ходили также упорные слухи о том, что их части будут направлены на Курильские острова.

Леве хотелось к близким, хотелось страшно — вновь поступить в институт, продолжать учиться.

Его начальник, майор, все еще хотел хлопотать, чтобы аттестовать Леву, как офицера, но Лева упросил его этого не делать.

— Да, пожалуй, и в самом деле я об этом хлопотать не буду, сказал майор. — В звании рядового красноармейца тебя демобилизуют.

Глава 27. Демобилизация

«Знает Господь, как избавлять благочестивых от искушения».

2 Петра, 2, 9.