В Иродовой Бездне. Книга 4

— Так вот: когда они читают газету, какие замечания делают, какую критику наводят?

— Я не был у них, когда они читают газеты, но должен вам сказать одно, что мы не политики, они заняты только своей верой и трудом.

— Вот если они верят, а мы идем против веры, — значит, они должны что-то против нас иметь, что-то предпринимать,

— Вы плохо нас знаете, — сказал Лева. — Ведь именно благодаря нашей вере мы и не можем участвовать ни в какой политической борьбе, не можем быть врагами власти, ибо считаем, что всякая власть от Бога установлена. Написано, что власть есть Божий слуга, и мы во всем подчиняемся власти по совести…

— А вот у вас, в Самарканде, есть один брат немец. Поскольку он немец, он конечно же идет против власти.

Он нагнулся и стал искать что-то в папке. Лева заметил, что в ней лежат листы с фотографиями целого ряда братьев. Молнией мелькнула мысль: значит, готовится материал, видимо, впереди неизбежны многие аресты…

Действительно, вскоре и в Самарканде и в других городах начались аресты ревностных верующих, суровые репрессии эпохи культа личности Сталина. Все они, как правило, заканчивались тяжким обвинением и большими бесчеловечными сроками.

Забегая вперед, скажем: когда была восстановлена советская законность, все эти арестованные самаркандские верующие были освобождены и реабилитированы. Но сколько мук, страданий выдержали они и их семьи, какую горькую чашу им довелось испить, об этом знает лишь один Бог.

Следователь достал одну фотографию, прикрепленную к листку с заметками, и показал ее Леве:

— Знаете его?

— Да, знаю. Это наш брат, очень хороший человек.

— Он враг, — сказал следователь. — Мы имеем на этот счет данные, и если вы покажете на него, то облегчите свою участь.

— Я не имею никаких данных, что он враг, — сказал Лева. — Поскольку он член нашей общины, искренни верующий, он не может быть врагом власти.

— Чепуху вы говорите! — сказал следователь. — Самые отъявленные враги, контрреволюционеры гнездятся среди сектантов.

Затем следователь снова приступил к целой серии уговоров:

— Мы вас не будем привлекать, вы будете просто как свидетель на верующих, которые имеют антисоветские настроения. Говорите на них, не бойтесь. Мы против вас ничего плохого не имеем. Открою вам, что вы арестованы но распоряжению не нашему, а по распоряжению прокурора Куйбышевской области. Когда мы закончим расследование, чем вы тут занимались, мы вас отправим в Куйбышев, и вы там будете отвечать за свои дела, которые там сотворили, а здесь против вас нет никаких материалов. Вы будете просто выступать как свидетель против верующих, за которыми мы следим. А главное — откройте нам наконец, что вам Орлов поручал. Что вы его жалеете! Ведь он, кстати говоря, получает какую зарплату, гораздо больше, чем я. Если вы от него не зависите, говорите все, какие задания он вам давал.

Лева снова и снова утверждал, что никаких заданий от Орлова не получал, но следователь не верил ему, все больше и больше нажимая на показания о брате Орлове.

Лева от души благодарил Бога, что Он ослепил глаза этому человеку и он не видел, куда он употребляет свои усилия. Что бы ни удалось следователю собрать об Орлове, в центре это все равно не имело бы никакого значения. Сердце Левы ликовало, что его не спрашивали о молодежи, о тех дивных обещаниях, какие они имели, о тех занятиях Словом Божьим, которые они проводили в Джизаке, о том, как пылала и служила Богу молодежь Средней Азии.

Шли дни заключения в подземелье. Временами Леве было тоскливо и так грустно, что он в глубокой тоске молился и спрашивал:

— Почему? Для чего все это случилось?

Дни и ночи тянулись все медленнее и медленнее. Одиночка, могильная тишина в камере. Не с кем слова перемолвить.

Однажды, когда его снова вызвали на допрос, он попросил перевести его в общую камеру.

— Нет, нет, нельзя! — сказал следователь. — Никто не должен знать, что вы здесь.

И этот человек посмотрел на него, как на врага: холодно, жестко, с ненавистью.

Лева опустил голову и вдруг увидел, как огромный скорпион полз к стулу, где сидел следователь. Вот сейчас поднимется по стулу и ужалит следователя. Не задумываясь, а только желая спасти следователя, этого столь зловредного для него человека, Лева тут же закричал:

— Скорпион, скорпион! На вас ползет скорпион!

Следователь вскочил, увидел скорпиона, схватил линейку и стал умерщвлять его. По лицу его было заметно, как он был напуган.

— Нехорошее насекомое! — сказал он. Потом, повернувшись к Леве, спросил:

— Говорят, что и к вам в камеры тоже проникают скорпионы?

— Возможно, — сказал Лева. — Но пока меня Бог хранил. «Следователь испугался скорпиона, — размышлял Лева. — Но как же они не боятся правосудия Божьего, совершая столько жестокостей!»