В Иродовой Бездне (книга 4)

Однажды, когда шел допрос, в комнату вошел человек в мундире. Лева вскочил и по форме узнал генерала МГБ.

Тот сердито взглянул на Леву и воскликнул:

— А, старый знакомый! Ну, как он ведет себя? — спросил он, обратившись к следователю.

— Да так вот, еще пока не раскаивается…

Генерал сразу рассвирепел:

— Ты что, еще до сих пор не раскаиваешься? Мучаешь своего следователя. Сколько стариков с седыми бородами отказались от Бога, а ты все еще не отказываешься?

По прошествии многих лет Лева, как врач скорой помощи, был однажды вызван к этому профессору и нашел у него приступ пароксизмальной тахикардии. Лева напомнил ему об его отце, тот заинтересовался и пригласил Леву заходить к нему для беседы. Но Лева зайти не решился.

После смерти Гайворовского по обстоятельствам порядка наследования к нему на квартиру явились должностные лица и в присутствии понятых произвели вскрытие его письменного стола. Весь верхний ящик письменного стола был, как говорится, забит советскими деньгами, которые этот скряга-профессор копил неизвестно для чего, предоставив своему отцу широкую возможность умереть с голоду.

– Нет, не отказываюсь, — отвечал Лева,

– А когда ты будешь отказываться? Уж сколько, сколько людей бросили всякую веру, а ты? Лева молчал.

— Знаешь ли ты, понимаешь ли ты, — грозно закричал генерал,.— что из всех преступников, которые сидят здесь и которых я видел, ты — самый злейший, самый негодный, самый худший? Ведь подумай, что ты делаешь? Ты губишь молодежь, самый цвет нашей страны. Сколько человек ты погубил, изверг!..

Он остановился, взглянул на Леву и сказал:

– Что ты дрожишь, как осиновый лист? Сознаешь свои преступления?

– Я не преступник, — сказал Лева. — Я призывал к Богу, ко Христу, жить по Евангелию. Это не преступление. А то, что я дрожу, так это просто нервы не выдерживают всех этих ночных и дневных допросов.

Генерал обратился к следователю и грозно сказал:

— Что вы возитесь с ним? Приведите его в сознание, займитесь им как следует. А если не поможет, приведите его ко мне, я ему морду набью…

Генерал повернулся и вышел.
Следователь склонил голову над бумагами и о чем-то размышлял. Видимо, ему было нелегко работать, начальство ставило перед ним определенные задачи, а Лева не поддавался и никак не отрекался.
«Отче, прославь имя Твое!» — молился Лева, сидя на стуле.

— Да, мы с вами займемся! — сказал следователь. — Будем шаг за шагом описывать все ваши похождения, начиная с того, как вы прибыли в Куйбышев после демобилизации из армии и по этот день.

Начались допросы, которые Лева подписывал страницу за страницей. Много он забыл, где был, куда ездил, но разведка обо всем была осведомлена исключительно точно, и следователь только напоминал ему, когда и с кем он был в каком городе, с кем проповедовал. Сам он никогда бы не смог подробно описать все, как описали и собрали те, которые наблюдали за ним.

– Это хорошо, что все это записывается, — сказал Лева, — все это останется для истории.

– Да, да, это останется, — гордо сказал следователь и поднес к Леве папку его дела, на корке которой было написано: «Хранить вечно». — Вот пройдут годы, — сказал следователь, — и люди будут брать эти папки, изучать их и узнают, какой урод жил на свете, как он калечил людей… Это позор навеки…

Лева же молился все той же молитвой:

— Боже, прославь имя Твое!..

Иногда на допросы, где описывались «похождения» Левы, приходил Снежкин и вставлял в запись свои замечания, показывая свою полную осведомленность в религиозной деятельности Левы.

— Скажите, — обратился к нему Лева. — Вот подробно описываются мои проповеди, посещения верующих, обращения грешников, общение с молодежью, — что же во всем этом плохого? Ведь нет ни одного слова против власти или существующих порядков. Какой же я враг? Мы только молимся за вас и уважаем… — О, воскликнул Снежкин, — вы самый искусный, самый скрытный враг, самый опасный. Если бы кто пришел к нам и сказал о вас, что Смирнский ругает власть, или недоволен каким-либо законом, или не уважает товарища Сталина, — мы просто бы выгнали такого человека. Мы отлично знаем, что никакого плохого слова вы не скажете против советской власти и партии, но это не потому, что вы симпатизируете нам, а потому, что вы скрытый, опытный, опасный враг. Лева улыбнулся.