В исключительных обстоятельствах

Хуже всего было то, что он реально осознал: в море его не пустят, а потому ходить по конторам бесполезно. Ясность внёс, сам того не желая, тот кадровик в Находке.

«Оно, конечно, если пойти в комиссию при исполкоме... Сунут на стройку каменщиком второго разряда, на восемьдесят рублей за побегушки туда-сюда, чтоб другие заработали. За этим, что ли, я ехал на восток? Строек хватает и на Украине... Сейчас и на стройке не встре¬чают с оркестром, если у тебя статья на лбу...»

А раз так, то как ни крути, а выходило одно: добыть денег на до¬рогу и уехать восвояси.

Но кто ему сейчас даст денег? Никто. Выходит, что это самое «добыть» для Сергея вытекает в одно: снова украсть...

«Ждать больше нечего... Сидеть на иждивении у Ирины?.. Нет! Рискну и уеду... Вот они, деньги, лежат за любой дверью! Только набраться храбрости — зайти на пять минут, и ищи ветра в поле! Ведь повезло же там, в поезде! Что обворовывают, слышал часто, а вот чтоб судили кого... — не слыхал. Может, не всех ловят? Город-то как перевалочный пункт. Вербованных везут. На север сами едут, как мухи на мёд. Сезонных на рыбе и на золоте — тьма! И все — через город. Попробуй найди...» — Так вызревал у Сергея новый за¬мысел. Когда не работаешь и нет ни гроша, одно дело остается — думать...

«Домой...» При мысли о доме становилось теплее на душе. Перед глазами сразу – летняя кухня, и маманя возится с зеленью... Милые, знакомые тропиночки к окружённому молодыми дубками ставку, где с первым солнцем шум и гам от детворы, да и старшие заскакивают окунуться, всё больше на рабочей технике. Маманя прямо к воде принесёт редиску, лучок, огурчик с грядки: «Что ж обедать не идёшь, сыну?»

А вечером на весь посёлок гремят динамики с танцпло¬щадки — самодеятельный ВИА с такими двумя солистками, что не хуже столичных! На всех языках поют. Содержания, конечно, никто не знает, но получается — сказка!

Два последних дня Сергей был сам не свой. У кассы кинотеатра раскрылось, что у него нет денег. Пришлось взять протянутый Ириной рубль... Это было всё. Его время вышло...

Но едва ему удалось убедить самого себя, что это так просто — зашёл, взял и вышел, — как тут же на него навалились видения, запомнившиеся по фильмам, книгам, а то и просто плод фантазии...

Два дня мельтешили перед глазами то милиция, то зал судебных заседаний, где и был-то зевакой, один раз... То виделось, как в «воронок» подсаживают парнишку (ну прямо — вылитый Сергей!), а он бросает печальный взгляд на скорбно стоящую в стороне мамашу (ну прямо — вылитая маманя!), вытирающую слёзы: не в армию прово¬жает — под конвоем увозит его спецмашина без окон...

А вот что с парнишкой дальше-то, Сергей представить не мог. Что там, в колонии?

В книгах об этом не пишут, в кино — не показы¬вают. Эстетики там мало, конечно...

А вот говорят об этих островах иной жизни разное. Одни ужасы плетут, когда во времена лагерные кипели страсти скотного двора: «беспредельные люды» и «порядоч¬ные», «мужики» и «махновцы», «дери-бери» и многие другие — пору¬чики, Макары, поцы — укорачивали себе жизнь ради иллюзии про¬теста.

Другие говорят, что там сплошное бренчание на гитарах и пере¬сказы захватывающих дух историй.

Откуда таким как Сергей знать, что колония в массе своей — сообщество людей, от которых общество сочло необходимым избавить¬ся на определённое время, людей, которых невежество или низкая культура привели в столкновение с моралью и нравственными принци¬пами общества.

Да, в колонии, бывает, бренчат на гитарах. Но в свободное от работы время и в определённом месте, в клубе. А так — ежедневный монотонный труд чаще всего не по специальности, что само по себе уже наказание. В обществе, где о чувстве товарищества — понятие смутное... Двойное наказание! И заборы, заборы, заборы...

А за ними, на свободе, люди живут! Влюбляются! Возятся с детишками. Работают, там тоже есть товарищи. Есть и увлечения, хобби. И, наконец, мож¬но съесть сегодня жаркое, а завтра целый день сидеть на зелени! И жизнь кипит, и что-то происходит, и это такое чудо из чудес — Жизнь!

В колонии же, если что и происходит, то всё не к радости... Даже если кент выходит на волю, оставшиеся не спят две ночи, а то и ревут втихаря... Колония — это отсрочка жизни, вычеркнутые годы. А жизнь одна. Нельзя одну просидеть, а вторую прожить, потому что у каждо¬го не две жизни! Одна. И одна в ней молодость.

А в молодости, как говорят французы, — вся жизнь! Нет! Не существует таких причин, таких материальных благ, ради которых стоило бы пойти на годы за колючую проволоку...

Ничего этого Сергей не знал, и, может быть, поэтому на третий день всё-таки решился и полез в свою сумку...

Эту связку ключей он обнаружил в каюте у Толяна, в одном из нижних ящиков, когда искал курево. Они принадлежали находивше¬муся в отпуске судовому плотнику, хозяину всех судовых дверей. На связке были два ключа-вездехода. «Мастер» — называют такой ключ на судне, а владеют такими отмычками лишь два доверенных лица — старпом и плотник.