В Израиль и обратно. Путешествие во времени и пространстве.

— Убедительный. У меня есть свое наблюдение, неоригинальное. Сама мысль о том, не антисемит ли человек, приходит в голову главным образом, когда он упоминает о евреях, когда можно не упоминать. Невпопад. Или когда упоминает излишне оживленно, или излишне отвлеченно, или излишне уравновешенно, или излишне обоснованно — словом, излишне. Не как, например, о татарах.

— У меня тоже есть такое наблюдение,— и он постучал пальцем по обложке журнала со статьей «Спор или дружба?».— Я близок с двумя великими скрипачами,— продолжил он,— Стерном и Менухином. Мой рассказ — о Менухине.

— Тогда сперва о Стерне.

— Со Стерном у меня отношения вполне любезные — любовные, как говорят. Я его очень хорошо знаю. Он приезжает к нам все время, когда бывает в Англии. Звонит отовсюду и приходит и болтает и говорит о своей жизни и так далее, он добродушный человек. Я когда-то встретил его мать, она спросила: «Ну, как он вчера играл?» Я сказал, что великолепно. Она думала иначе: «Он же не упражняется, he doesn't exercise. Банкеты, приемы, обеды. Я ему говорю: ты недостаточно упражняешься. Нужно больше работать». Теперь у него новая жена.

— Сколько ему лет сейчас?

— Ему будет — за семьдесят. Семьдесят пять.

— А что со старой?

— Бушует.

— А, так она жива!

— Еще бы.

— А молодой сколько?

— Не знаю. Вероятно, сорок с чем-то.

— Ага. Вы однажды мимоходом обронили, что у вас разные отношения с Менухином и Стерном, что со Стерном более близкие и горячие.

— Нет, Стерн старый друг, на самом деле. И заходит, и так далее. И он играл, понимаете ли, для моего колледжа и всякие услуги делал. Он человек, так сказать, добросердечный. Немножко тщеславный, но все-таки это все они так… А Менухин — мой кузен. Шестирою… Я его прекрасно знаю, он очень мило относится ко мне. Друг друга они не любят.

— Не любят?

— Нет. А со мной оба хорошо живут.

— И ближе вы все-таки со Стерном.

— Да. С Менухином никто не близок. Он живет своей собственной жизнью, со своей женой, отдельно от других… Так вот. Рассказ. Америка. Отец Менухина. Отец Менухина был — это до рождения Менухина вся эта история,— отец Менухина был учителем еврейского языка. Где-то на Украине, в Киеве или что-то вроде, в Харькове, где-то. И уехал в Палестину, в девятьсот девятом-десятом году. Еще до войны. Первой. И там ему не повезло. Почему — я не знаю. Он там обучал тоже еврейскому языку, каких-то людей, где-то там в Яффе или не знаю где, в Тель-Авиве. Не повезло, и он уехал, очень сердитый и озлобленный, в Нью-Йорк — и сделался стопроцентным проарабом. Ненавидел сионизм, Палестину и так далее. Он не выглядел очень еврейски. Жена его, которая умерла в этом году, ей было, по-моему, сто лет, выдавала себя за караимку. Она никакая караимка не была, она была, вероятно, какая-то, не знаю, может быть, кавказская еврейка. И они не выглядели очень евреями — по-видимому. Я никогда его не видел, отца не видел — отца звали Моше Менухин, таким он и остался. И они, значит, приехали в Америку и попали в какой-то boarding-house — как по-русски boarding-house?

— Что-то вроде пансиона. Не гостиница. Не отель.

— Не совсем.

— Приют.

— Приют, так и называется? Ну, такая мелкая гостиница. Вроде гостиницы, более скромная гостиница. Где вы имеете комнату, можете иметь breakfast, afternoon, завтрак, обед, но вы не можете там есть сами по себе, вы все вместе должны за одним столом и так далее. По-русски есть слово. Во всяком случае, они попали где-то там в Бруклине или не знаю, в какое место, и хозяйка им сказала: «Вы знаете, вам будет тут… вы будете тут очень счастливы. Тут очень чисто, очень уютно. Другие жильцы очень милые люди, никто не шумит, ничего такого. Мы очень хорошо кормим, пища замечательная. Вот уверяю вас, вы будете очень счастливы. Никаких черных, никаких евреев, здесь они запрещены…» Тогда они ушли, конечно, сразу, и он сказал: я дам своему сыну имя, которое всегда будет обозначать, кто он. Такой истории с ним случиться не может. И назвал его Иегуди. Иегуди — это на иврите «еврей». Отсюда все эти «жиды» и так далее, все эти слова происходят от «иегуди». «Ид», «жид» и так далее, «hebrew», «хибру» — это все «иегуди». Не «хибру»!— это я выдумал, это от «хебрай-ос», «эбраи», другое слово. Нет, а то происходит от «Иуда». Поэтому он называется этим исключительным именем, которого у других нету. Был старый анекдот. Телефонный звонок, человек поднимает трубку: кто у телефона? Отвечают: «Сэр Иегуди Менухин [по-английски «м'энухин», «menuin»]». Он сказал: «Yehudi who?! Иегуди кто?!»… Маловероятно.

— Недавно вышла книжка, автор — американец, американский еврей,— которая в определенной мере перевернула представления о вине немцев во время войны…

— Да, я знаю, гарвардский профессор.

— …о том, что это вина всего народа. Как вы…

— Я не прочел эту книгу.

— А какое ваше мнение о самом предмете?