Задавая эти два вопроса, большая часть экзистенциалистов – хотя и не все – опирались на собственный жизненный опыт. Но сам этот опыт был структурирован вокруг философии. Морис Мерло-Понти описал эту связь так: «Жизнь становится идеями, идеи возвращаются в жизнь». Эта связь становилась особенно очевидной, когда они обсуждали свои идеи друг с другом, а делали они это часто. Как писал Мерло-Понти:
«Дискуссия – это не обмен или противостояние идей, как если бы каждый сформировал свои собственные, показал их другим, посмотрел на них и вернулся, чтобы исправить их своими собственными… Говорит ли человек громко или едва слышно, каждый говорит сразу всем, что он есть, своими «идеями», но также своими страстями, своими тайнами».
Философские беседы между мыслителями, отдававшими своей работе так много сил, нередко становились эмоциональными, а подчас и откровенно конфликтными. Их интеллектуальные баталии образуют длинную цепь антагонизма, пронизывающую историю экзистенциализма от начала до конца. В Германии Мартин Хайдеггер выступил против своего бывшего наставника Эдмунда Гуссерля, позже друзья и коллеги отвернулись от самого Хайдеггера. Во Франции Габриэль Марсель напал на Жан-Поля Сартра, Сартр рассорился с Альбером Камю, Камю рассорился с Мерло-Понти, Мерло-Понти рассорился с Сартром, а венгерский интеллектуал Артур Кестлер рассорился сразу со всеми, да еще и ударил как-то раз Камю прямо на улице. Когда философские гиганты Европы Сартр и Хайдеггер наконец встретились в 1953 году, встреча прошла скверно, и впоследствии они отзывались друг о друге с издевкой.
Однако в иных случаях отношения, напротив, были необычайно близкими. Самый яркий пример – это отношения между Сартром и де Бовуар, которые читали работы друг друга и обсуждали свои идеи почти каждый день. Де Бовуар и Мерло-Понти также дружили с подросткового возраста, а Сартр и де Бовуар при первой встрече с Камю были им очарованы.
Если дружба рушилась, то, как правило, из-за идей – чаще всего политических. Экзистенциалисты жили во времена крайних идеологий и крайних страданий, и они становились участниками событий в мире, хотели того или нет – хотя обычно хотели. Поэтому история экзистенциализма так крепко вплетена в историю и политику Европы: в каком-то смысле это история европейского ХХ века. Феноменология неспроста появилась на заре Первой мировой войны. Философия Хайдеггера возникла из неспокойной ситуации в межвоенной Германии. Когда Сартр в 1933 году поехал в Берлин, он всюду видел нацистские марши и знамена, и вызванная этим окружением тревога нашла отражение в его творчестве. Его экзистенциализм, как и экзистенциализм де Бовуар, созрел во время Второй мировой войны, когда Франция прошла через поражение и оккупацию, а затем его паруса наполнились смелыми послевоенными настроениями. Экзистенциалистские идеи влились в ширящийся поток нонконформизма 1950-х годов, а оттуда – в полноценный идеализм конца 1960-х годов. Все это время экзистенциалисты меняли свое видение мира по мере того, как менялся мир; смена взглядов делала их хоть и не самыми последовательными, но весьма интересными философами – даже с учетом того, что она не всегда вела их в правильном направлении.
Если кратко, экзистенциалисты «населяли» свои исторические и личные миры так же, как они населяли свои идеи. Это понятие «населенной философии» я позаимствовала у английской писательницы и философа Айрис Мердок, которая написала первую полноценную книгу о Сартре и была одной из первых последовательниц экзистенциализма (хотя позже от него отошла). Она отметила, что мы не должны ожидать от философов-моралистов жизни в рамках собственных идей, словно в своде правил. Но мы можем ожидать, что они покажут личным примером, как их идеи воплощаются в жизнь. Мы должны иметь возможность заглянуть, так сказать, в окна философии и посмотреть, как живут придерживающиеся ее люди, как они там двигаются и как себя ведут.
Девизы Мерло-Понти о «прожитых идеях» и «населенной философии» Айрис Мердок, а также причудливое повторение собственного прошлого опыта вдохновили меня рассмотреть историю экзистенциализма и феноменологии через сочетание философского и биографического. Мой интерес к этому подпитывается и тем, что такое сочетание вообще характерно для многих из экзистенциалистов (хотя Хайдеггер его отверг). Мне кажется, философия становится интереснее, когда она предстает в форме жизни. Аналогично я думаю, что личный опыт становится интереснее, когда о нем размышляют философски.