В капкане совершенства (СИ)

— Почему бы нам не пожениться просто для себя?.. Что, обязательно ради детей это делать?..

Ханна улыбнулась в ответ.

— Аллилуйя, — прошептал Бьорн, видя, что дочь наконец сладко засопела.

Ляля приложила палец к губам и аккуратно взяла ее на руки, чтобы перенести в кроватку.

Глава 24

Ночь — время раздумий. Время, которое нельзя отложить до утра.

Дима сидел один в квартире напротив пустых люлек для младенцев и пытался осмыслить свою жизнь. Он легко мог бы снова взяться за бокал, но организм словно отверг пагубную привычку.

Впервые мысли его окутали все, что происходило с ним за последние годы. Полетели в санаторий для больных, проникли вглубь него самого.

Кем он был? Для Кати, для Адель?..

Добрый Дима, обожавший детей. Спившийся от любви к разнузданной богине, спасавшийся в объятьях настоящей дружбы, которую так легко предал.

Был ли он действительно когда-то добрым? Любил ли он на самом деле кого-то, кроме себя, да даже себя смог ли он полюбить?..

Вихрь Адель, дававший все в этой жизни, на деле оставлял ему лишь моменты псевдосчастья, когда в ней замолкала социопатка и начинал говорить тихий доверительный голос. Когда он тащил ее из ванны мокрую на руках в постель и воображал самым близким на свете человеком, когда кружила голову неистовая страсть, которую она дарила всем без разбора… Когда он играл с ее детьми…

Добрый? Мягкий. Слишком мягкий, чтобы иметь хоть какую-то стойкость. Пластилин, из которого лепили все, что хотели. Такой любят детишки. Конечно, ведь он сам так и не повзрослел.

Вернее, только начал. Не успел. Уезжая от Адель после дней недострасти, слез и жалобных взглядов, он уже понимал, что ей нужен не такой человек. Твердый, спокойный, готовый помогать во всем, лечить. И ничего не требовать взамен, если она вдруг сделается хоть немного прежней. Он таким не был. Он ощущал огромную усталость.

Мечты, клятвы, не нужные ни ей, ни ему… Если бы он мог понять это раньше… Но где в нем были силы для сопротивления ей… воспоминаниям о ней?..

Метания. Вот во что превратилась его жизнь, когда Адель отпустила его от себя, как собаку с поводка… Он разрушил себя окончательно, едва Катя ослабила бдительность.

Он наобещал слишком много. Героиней его романа могла стать сейчас только бутылка.

Мог ли он себя уважать?.. Мог ли он вообще на что-то опереться?..

Ночь. Она соблазняла и ласкала мыслями о мести. Атрофировала чувства, оставляя лишь злорадство и мечты о покорении высочайших должностей.

Почему нет? Недостаточно ли жестоко с ней обошлись, чтобы Катя не хотела этого?..

Она стояла в чужом номере, едва запахнув халат и смотрела на ночной город, на огни домов и петли скоростных дорог.

Ее ухажер, достаточно хорошего социального положения, в достаточной мере старше нее, уже спал спокойным сном того, кто завтра вернется к иллюзии счастливой семейной жизни.

А может быть, в незнании и было истинное счастье?..

Что за бред?.. Катя встряхнула темными распущенными волосами. В отличие от Димы она была пьяна, но алкоголь отказывался брать ее разум в плен.

Вот она уже сделала первый шаг в неизвестность. Первую грязь ощутила голой ногой. Первый звонок прозвенел на пути в «зал славы» имени Адель…

Она любила… Любовь проходит… Любовь прошла.

Она ответит взаимностью… Наконец…

Под утро даже самый решительный взгляд недавно родившей женщины потерял свою силу. Катя возвратилась домой и обнаружила Диму в той же позе, что оставила. Но, завидев ее, с дивана он вдруг опустился на колени.

— Я не могу просить прощения…

— Не можешь, и не хочу слушать, — прервала Катя. — Заткнись, заткни свой рот!!!

Раскричалась, как настоящая психопатка. И утонули его заготовленные просьбы о помиловании той, что уже едва существовала, и признания в том, что он недостоин ничего в этой жизни, и прочее, и прочее.

Дима даже не понял, испугался ли он в этот момент своей жены, которую теперь не мог узнать.