В каждом молчании своя истерика

– И все? А что скажешь сейчас? – слились мы надолго в едином поцелуе. Руки мои невольно потекли от талии по ее телу. Одна из них пробралась под пальто к груди. Я почувствовал тепло женского тела.

– Есть мечта? – отобрала Фортуна свои губы и разбавила голубым мои карие глаза.

– Тебе откровенно?

– Да.

– Я мечтаю провести с тобой эту ночь, – не хотел я отпускать ее из своих объятий.

– Ну наконец-то. Теперь тебе есть о чем помечтать, мечтай, это не вредно, – зашуршала она от меня осенней аллеей. Я кинулся догонять мечту.

* * *

Фортуна валялась в постели, пересматривая снимки, которые ей сегодня удалось сделать, когда она гуляла по городу. Какие-то удаляла сразу, другие собирала в альбом. Она старалась подходить к выбору справедливо, не так, как раньше, когда было только два критерия отбора: нравится-не нравится, кое-что выставляла на публику в Интернете. После того как она закончила курсы фотографии для профессионалов, ее отношение к делу (именно так она его называла) стало более осознанным, она пыталась с первого взгляда понять слабые стороны того или другого снимка. Еще один пейзаж полетел в корзину, когда пришло сообщение от Вики.

Подруга, с которой они сидели в школе несколько последних лет за одной партой. После окончания их разбросало по разным университетам, однако, как и прежде, они разгуливали свободно в самых затаенных уголках души друг у друга, поддерживая в трудную минуту, чтобы те, неугомонные, не сбились с пути.

– Посмотрела мой новый альбом про Париж?

– Ага, – отписалась коротко Фортуна, закончив свою прогулку и оставив в покое свои фотографии.

– Ну как тебе?

– Потрясающий город. Только кое-что я на твоем месте сняла бы по-другому. Черт, как я хотела бы быть там на твоем месте, а еще лучше – вместе с тобой.

– Что, совсем не понравились?

– Тебе честно сказать?

– Опять начнешь меня учить?

– Да нет, так, несколько советов.

– Валяй. Немного критики не помешает от специалиста, – иронизировала Вика.

– Ну давай с первых начну: голый пейзаж, надо было что-нибудь поставить туда, за что цепляется взгляд. Понимаешь, о чем я говорю?

– Не тупая, – поставила скобку после этой фразы Вика.

– Причем поставить в одном из зрительных центров. Далее, летящий поезд. Чувствуешь: чего-то здесь не хватает?

– Чего?

– Места, тесно ему, некуда ехать, надо было оставить в кадре место по направлению движения.

Вот этот снимок с башни мне понравился, очень хорош, но можно было повторить его с большей высоты, так как высокая точка съемки дает возможность охватить больше пространства и передать больший объем. Фотография – это кино, это роман, ну не роман, рассказ. У каждой должен быть свой сюжет, – азартно объясняла азы искусства Фортуна.

– А низкая?

– Подожди, я возьму что-нибудь перекусить на кухне. Одну минуту, – оторвалась она от компа.

На кухне она столкнулась с миловидной женщиной, на вид лет тридцати пяти, стройное тело которой стекало бирюзовым ласковым ситцем к самому полу. Лицо с располагающими добрыми глазами в обрамлении густых ресниц, слегка вздернутым носиком, под которым нашли приют теплые пухлые губы, было слегка озадачено. Но эта тревога ничуть не портила, скорее даже наоборот, подчеркивала внутреннюю красоту мыслей. Увидев, как Фортуна наливала молоко в кружку, губы ее вдруг проснулись:

– Мы же договорились, что ты будешь есть на кухне.

– Я же не ем, я перекусываю, мама, – бросила она на лету Ларе.

– Ты не забыла, что скоро придут гости, нам надо накрыть на стол.

– Да, конечно, я помню! – вернулась уже через две минуты с кружкой молока и пакетом печенья в свою комнату Фортуна.

– Низкая позволяет подчеркнуть динамичность и глубину этого сюжета, – вернулась она в свою комнату и отправила ответ на вопрос.

– Поела?

– В процессе. Печенье овсяное будешь?

– Не, не люблю есть на лекциях. Чувствую себя как в университете, руки чешутся взять в руки конспект.

– Ладно, потерпи еще немного: дальше идут портреты.

– Это не портреты, это парижане.

– Надо было снимать ближе.

– Ближе страшно, не все же любят, что тебя снимают.

– Ага, поэтому много лишнего в кадрах. Со светом тоже беда, надо, чтобы он падал сбоку или сзади. Там будут лучше видны черты и характер, – осторожно кусала печенье Фортуна, чтобы то не крошилось.

– Понятно, но мне-то некогда было думать о свете.

– Думать необходимо. Умная должна быть фотография.

– Ладно, кончай, меня и так все бесят. Сейчас и ты попадешь в их число. Я на всех ору, на родителей, на друзей и особенно на себя. Не знаешь, в чем причина?

– Может, заслужили?

– Кончай язвить. Везде мерещится бардак, меня все раздражает, особенно близкие, им больше всех достается.

– Как же Париж?

– А что Париж?

– Можно же жить впечатлениями.

– Слушай, давай без эзотерики. Лучше скажи, что это?

– Забей. У меня тоже такое бывает.

– Может, осеннее?

– Может, оттого, что спишь одна, – попыталась поднять настроение подруге Фортуна, откусывая очередное печенье.

– Опять смеешься?

– Нет, я читала про гормональные сбои, такое случается, – уставилась она на висящий в ее комнате большой плакат группы Placebo, по которой она когда-то сходила с ума.